Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ)

Чхон с интересом оглянулся в тот самый момент, когда я понесся на него. Моя атака была слепой и яростной. Я наносил мощные удары слева и справа, не заботясь о травмированной руке, забыв обо всем, кроме одного — жгучего желания сделать этому человеку больно. Соперник не принял моей тактики: четкими, отлаженными и спокойными движениями он отбивал мои яростные выпады мясистыми кистями либо отклонялся от них едва заметным качанием туловища. Силуэт офицера перемещался каждый миг, не позволяя сфокусировать на себе взгляд. Дождавшись, пока я споткнусь, опершись на травмированную ногу, он воспользовался возможностью контратаковать, ткнув меня ребром ладони по шее.

Несильный вроде бы удар отдался жгучей болью, и я заревел, как раненый буйвол, но, преодолев боль, бросился в новый яростный набег. Это была слепая психическая атака — совсем не то, чему меня всю жизнь учили. И я за это поплатился. Меня остановил невероятно быстрый удар ногой в диафрагму, а мгновение спустя я уже видел мозолистый кулак, несущийся прямо в мой искривленный переломом нос. Я сам не заметил, как грузно рухнул на пол. Все тело адски саднило, и мышцы не желали слушаться призывов головного мозга, приказывающего немедленно встать и ринуться в новую атаку. Сцепив зубы в немом бессилии, я с ненавистью посмотрел на генерала, спокойно стоящего надо мной со сложенными у широкой груди руками.

— Не вставай, слабак, — велел генерал и захрипев, звонко плюнул мне на макушку. — Твой отец должен был проклясть тот день, когда зачал тебя из-за дырки в его гондоне.

Я сделал отчаянное движение, намереваясь встать — но Чхон из совершенно расслабленного на первый взгляд положения резко ударил меня ногой по нижней челюсти. По инерции перевернувшись на полу, я почувствовал, как вместе с кровью и слюной изо рта вылетели несколько зубов. Челюсть конвульсивно задрожала, а из груди сам собой вырвался полный страдания стон.

— Лежи, мясо, — приказал Чхон, заходя ко мне с другой стороны. — Тебе больно, правда? Ты чувствуешь, как ты слаб и ничтожен? Ни в спокойствии, ни в ярости ты оказался неспособен ударить меня хоть раз. Твои движения слишком медленны, слишком предсказуемы, слишком глупы. Ты — не легионер, триста двадцать четвертый. Ты — мясо. Ты станешь легионером не раньше, чем через три месяца, когда в твоем рту не останется собственных зубов — как у меня.

Генерал криво усмехнулся, сверкнув стройным рядом ровных белоснежных имплантатов. Затем повернулся к майору-инструктору Томсону, который наблюдал за расправой с радостью законченного садиста, и распорядился:

— Сделайте из этого мяса настоящего бойца, майор.

— Так точно, сэр! — осклабился тот, отдав честь, добавил: — С удовольствием.

— Вольно. — произнес наконец Чхон.

— Вольно! — продублировал его команду майор.

— Я вернусь через три месяца и посмотрю, чего они научились, — пообещал генерал, и, застегнув свой китель, молча направился прочь.

— Рота! — взревел инструктор, поворачиваясь к рядам бойцов. — Смирно!

Подойдя ко мне и склонившись, инструктор с неизменной садистской ухмылкой положил ладони мне на подбородок — и сделал резкое движение, заставившее меня заверещать от нестерпимой боли.

— Челюсть готова. Остальное заживет само. — констатировал майор, похлопав меня по щеке, затем поднялся. — Рота! Через три минуты построение на тренировочном плацу! Вольно. Разойтись! Сто шестой — отвести этого в казарму. Он в твоем взводе. На утреннем построении он должен быть в строю, ясно?!

Основными результатом первого часа пребывания на Грей-Айленде стали множественные переломы носа, еще одно треснувшее ребро, разрыв локтевого сустава, защемление нерва в районе голени, смещение нижней челюсти и два выбитых зуба.

С помощью молчаливого товарища я едва смог дотащиться от ангара, где проходило построение, до одной из железобетонных казарм, такой прочной, что она вполне могла выдержать десяток торнадо и пару бомбардировок. Сцепив зубы, чтобы не застонать от боли, я ждал момента, когда смогу рухнуть на койку как убитый.

Однако меня ждал сюрприз. Стереотип об армейских бараках разлетелся на мелкие осколки в тот самый миг, как я ступил на порог помещения, напоминающего либо зал погружений в виртуальную реальность, либо стоянку аппаратов для МРТ. Если тут и было что-то от казармы, то разве что тусклое и мрачное освещение — блеклый свет скрытого за серыми тучами небесного светила едва-едва проникал сквозь узенькие окошки-бойницы. Здесь не было коек. Были лишь серые овальные капсулы, опутанные проводами, начиненные сложной и дорогой на вид электроникой, со всплывающими экранами, пестрящими диаграммами и быстро сменяющимися строками медицинских данных. У каждой капсулы была стеклянная крышка, на вид совершенно герметичная — сейчас они все были открыты.

— Это твое место, — объявил мне бритоголовый мужик бесстрастно, подойдя к одной из капсул.

— Что за черт?! — с тревогой разглядывая капсулу, спросил я, облизывая языком кровоточащие остатки выбитых зубов. — Вы что, спите в каких-то гребаных криогенных камерах? А простой койки тут нет?!