Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая

По большому счету, такие места вне нашей юрисдикции. Есть местные правоохранительные органы, которые, по идее, должны бороться с преступностью на территории своей административной единицы. Но они слишком слабы и коррумпированы, и это все знают.

Во времена Свифта, когда-то какие-то злачные места «светились» в Анклаве (например, здесь загибался от наркоты какой-нибудь уважаемый бизнесмен, или чей-то обдолбаный муж дырявил свою неверную супругу из приобретенной здесь пушки), полиция Сиднея являлась сюда без приглашения и наводила порядок. Естественно, что эти точечные удары никак не влияли на уровень преступности в целом. Но власти Сиднея и не ставили себе за цель искоренить преступность в «желтых зонах». Тогдашняя изоляционистская политика Анклава предписывала применять стратегию сдерживания относительно внешних территорий. Простыми словами: «Главное, чтобы вся эта пакость не попала к нам в дом».

После кризиса 83-го, по решению Протектора, этой практике был положен конец. Рейды в фавелы стали редкостью, и проходили теперь лишь в порядке поддержи местной муниципальной полиции, в усиление которой были вложены баснословные деньги.

Еще больше денег было вложено в бестолковую рекламную кампанию на тему «Мы все — Содружество», призванную сгладить противоречия между жителями различных районов Сиднея: митинги, концерты, марафоны, благотворительные акции. Телевизионщики едва успевали освещать все эти проплаченные события, от откровенной натянутости которых иногда становилось тошно.

Не прекращалось строительство новых приличных микрорайонов с озоногенераторами, школами и больницами, куда планово переселяли не менее ста тысяч жителей «желтых зон» в год. В этом году обещали переселить сто тридцать тысяч. Но это все равно крохи. Всего лишь капля в море из десятков миллионов нищих и озлобленных людей.

В чем бы не пыталось убедить обывателей телевидение, Анклав все так же остался Анклавом, а фавелы — фавелами. Квоты на миграцию по-прежнему существуют и безбожно нарушаются. «Крысоловы» по-прежнему не дремлют, днями и ночами отлавливая и выдворяя из «зеленой зоны» нелегалов. А правозащитники, как и раньше, без устали кипят от гнева, а радикалы бросаются в полицию камнями.

И, конечно, на этой почве обильно плодятся экстремисты, все эти борцы за свободу и равенство. Всех их названий и не упомнишь. «Справедливый джихад» — не первые и не последние. Радикальные группировки с их дешевыми лозунгами живо находят отклик в сердцах угнетенных людей. И вот они уже готовы взрывать нас, похищать и пытать, за то, что мы их к себе не пускаем. За то, что мы дышим чистым воздухом и пьем чистую воду, а они нет.

Я легко мог представить себе, как все это смотрится с их стороны. Уж мне-то, с моим прошлым, это было несложно. Но ставить себя на место оппонента — это прерогатива психологов, философов или даже политиков, но уж никак не полицейских и солдат. Наше дело — применять против оппонента кулаки.

Доселе я не жаловался на такой удел. Мои мытарства в разрушенную Европу в августе 83-го стали для меня переломным моментом. Туда я уезжал мучимым депрессией и страдающим от кризиса самоопределения, а вернулся совсем другим человеком, который оставил свое прошлое и в прошлом, и стремился лишь к тому, чтобы найти в этой жизни теплое и достойное место.

Простые и понятные жизненные ориентиры легко нашли свою нишу в моем сознании, и за прошедшие пять лет разрослись там в пышный куст, благоухающий чувством долга и профессиональной гордостью, и лишь немного прело попахивающий полицейским нигилизмом.

В тот момент, я, конечно, не думал обо всем этом. Задуматься предстояло позже.

§ 8

Бен обогнал меня всего на полшага — спешил занять свое место в авангарде, ведь именно он в «красной» группе нес щит, и он должен быть впереди, когда мы вломимся в клуб, полный накачанных наркотой громил.

Не знаю, думал ли он в тот момент об опасности, которой все мы подвергаемся во время подобных операций. Наверное, нет. За его плечами было даже больше рейдов, чем за моими, и за прошедшие пять лет ему посчастливилось отделаться парой синяков и царапин. Полицейская махина работала так слаженно, что иногда начинаешь чувствовать себя неуязвимым и бессмертным.

Момент, когда плексиглас его шлема разлетелся на куски, навсегда застынет в моей памяти. Люди и прежде умирали рядом со мной, но это никогда не было настолько близко и настолько зрелищно-жестоко. Позже оказалось, что это была разрывная пуля — пробив стекло, она взорвалась внутри шлема, превратив голову бедного Бена в кровавый фарш. Одно хорошо — он определенно не мог успеть понять, что произошло. Умер мгновенно, распаленный азартом погони, не помышляющий ни о чем плохом. Наверное, это не самый плохой конец.

Может, когда-то я сумел бы убедить себя, что МакБрайд хотел умереть так. Если бы не знал, чего он на самом деле хотел: по окончании второго контракта перейти на штабную работу, а еще лет через двадцать — уйти на пенсию, проведя долгую старость в окружении внуков и правнуков.