— Простите, джентльмены, но мне пора. Дела зовут. Продолжайте без меня.
— Конечно, Бэнкс, — вздохнул Моралез.
Я подметил, что помощник прокурора обладал отличным чутьем на случаи, когда происходящее в одном с ним помещении переставало находиться на грани закона и заходило в ту область, где возникала непосредственная опасность для его задницы. Он определенно далеко пойдет.
— Ты неудачно подбираешь выражения, Димитрис. «Напраслина» — что это еще за чертово слово?! — рассердился капитан, когда дверь за Бэнком закрылась.
— Простите, я, кажется, напугал вашего прокурора, — с долей иронии сказал я.
— А мне совсем не смешно. Ты, похоже, совсем не ценишь то, как я отношусь к тебе и вашему клубу! А зря. Поверь мне — другой детектив повел бы себя гораздо жестче. Можешь быть уверен, что ты проторчал бы в следственном изоляторе не один месяц, а ваши сборища навсегда запретили бы постановлением суда. Разве ты этого хочешь? Сделать это — раз плюнуть. Материала на вас уже хоть отбавляй. И не поможет тебе ни старина Филипс, ни Джимми Гонсалес.
— Наши собрания не имеют никакого отношения к тому, что произошло с Питером, — сохранив спокойствие после услышанной угрозы, вежливо ответил я. — Всеми силами мы способствуем тому, чтобы такого не происходило. Это подтвердит любой из участников клуба.
— Эх, напрасно ты так веришь людям, — цокнул языком Паттерсон. — Если хочешь, Моралез устроит тебе очную ставку со знакомым, который говорит совершенно другое. Может, и с несколькими. Что скажешь? Мне неприятно, что приходится так с тобой говорить, но…
§ 92
В дверь кабинет внезапно постучались. Из приоткрывшейся двери выглянула молодая девушка в полицейской униформе.
— Я просил нас не беспокоить! — рявкнул на нее Паттерсон.
— Прошу прощения, но там адвокат. Она утверждает, что имеет право здесь присутствовать.
Из-за приоткрытой двери доносился усиливающийся гомон. Несколько людей спорили о чем-то на повышенных тонах. Судя по тому, что голоса спорщиков приближались — атакующие одерживали верх.
— … сюда нельзя! — долетел до меня грубый мужской голос.
— Немедленно уберите от меня руки, если не хотите вылететь со своей работы! — рассерженно ответил женский голос. — Вы вообще хоть что-то слышали об уголовно-процессуальном законе?! За этой дверью происходит допрос важного свидетеля. Я защитник по этому делу, и меня обязаны были уведомить заранее. Но мало того, что вы этого не сделали — вы еще и препятствуете мне!
Полицейская, заглядывающая в дверь, вопросительно посмотрела на Моралеза. Тот — на Паттерсона. Старый детектив лишь устало закатил глаза, и обреченно велел:
— Впустите её, пока она четвертый раз за день не обратилась с жалобой к прокурору. Только дайте я вначале выйду. А то начнет и по этому поводу вопить.
— Может, и его вывести? — Моралез, беспокойно заерзав на стуле, кивнул на меня.
— Нет, так не пойдет. Она уже знает, что он тут. Возьми ее на себя, Моралез.
— Как скажете, сэр, — страдальчески вздохнув, обреченно кивнул следователь.
Не прошло и минуты после того, как Паттерсон скрылся из комнаты, как в помещение, подобно вихрю, ворвалась та, о ком говорилось. В жизни Лаура Фламини оказалась даже обаятельнее, чем на фото. Даже «живой» фотоснимок не способен был передать бьющую ключом энергию, которая исходила от этой женщины, будто воздух вокруг нее был наэлектризован. Серый деловой костюмчик подчеркивал стройную фигуру. Минимальный макияж был призван лишь не портить утонченные от природы черты лица. Росту Лаура была небольшого, не выше пяти футов и четырех или пяти дюймов, но это не мешало ей смотреться грозно даже в обществе суровых и крупных мужчин.
— И снова добрый день, Моралез, — не скрывая раздражения, произнесла Лаура, бесцеремонно усаживаясь на стул, и сразу же перешла в атаку: — Не думай, что это сойдет тебе с рук!
Голос у нее был сильный, глубокий, сразу выдавая гены оперной певицы. Какие бы слова не произносились таким голосом, они звучали в несколько раз внушительнее, чем бессвязное бормотание.
— Это что, твой адвокат? — демонстративно не обратив на нее внимания, спросил Моралез у меня, начиная разыгрывать свой спектакль.
— Нет. Я первый раз в жизни ее вижу, — буркнул я честно.
Кивнув мне, мол, спасибо, что подыграл, сержант-детектив с театрально-растерянной улыбкой посмотрел на Лауру, будто спрашивая «Ну и что же ты здесь делаешь?»
— Не надо строить из себя идиота, а из меня и подавно, — отмахнулась Фламини, ничуть не растерявшись. — Как защитник подозреваемого, я имею право присутствовать на допросе свидетеля. Так какого же лешего я узнала об этом допросе случайно?
— Это вовсе не допрос свидетеля, — как ни в чем не бывало ответил Моралез. — Бывший коллега согласился перекинуться со мной парой слов, вот и все. Показаний он не дает, запись отключена. Всего лишь приватная беседа. И она прервалась из-за того, что вы ворвались в этот кабинет, как будто вас подгоняет тысяча чертей с розгами.