Даже не знаю, зачем Филипс, который практиковал йогу уже больше пятнадцати лет без перерывов, посещает эти занятия. Он давно уже перерос базовый уровень, на который был рассчитан этот любительский кружок. Сам он, правда, божился, что никогда не стремился ни к каким достижениям, а делал лишь то, что у него получалось при приложении разумных усилий без риска для здоровья. Даже откровенно называл себя «ленивым и совсем неталантливым». Но Филипс, конечно, прибеднялся. Я подозревал, что любительские занятия, проходящие в дружелюбной и приподнятой атмосфере, были для Дерека в большей степени социальными мероприятиями, нежели собственно тренировками. Надо ведь как-то развлекаться!
Став пару лет назад лейтенантом в качестве подарка к приближающейся пенсии, Филипс продолжил работать в полиции, перейдя на спокойную бумажную работу, несмотря на то, что уже заработал право уйти на покой. Бывший детектив занимался теперь обобщением статистической информации и подготовкой аналитики о криминогенной ситуации в городе. «Описываю человеческими словами пакеты данных, которые формирует компьютер, и разъясняю их журналистам. Машины в сто раз умнее меня. Но они так и не научились объяснять вещи доходчиво для тех, кто ничего в них не смыслит», — объяснял он свои функции с характерной для него добродушной самоиронией. Он открыто признавал, что не уходит на пенсию лишь из-за того, что просто не представляет, что вообще делать с таким количеством освободившегося времени. Ведь на свой нынешней должности он и так имел нормированный рабочий день и больше 50 дней отпуска в году, которых ему было больше чем достаточно.
— Хорошо. Расскажешь потом, если захочешь. Пора настраиваться на занятие.
— Да, — кивнул я.
Мы расстелили свои карематы и присели на них, уйдя в себя. Следующий час пролетел незаметно.
— Как дела на работе? — поинтересовался Филипс, когда занятие закончилось.
— Не очень хорошо, — признался я. — Отправили на медицинское обследование.
— Мне тоже не показалось хорошей идеей посадить тебя возле грохочущего озоногенератора. Ты уж извини меня за откровенность. Тебе гораздо больше подошла бы спокойная офисная работа вроде той, которой занимаюсь я, например.
Я многозначительно хмыкнул. Мы оба прекрасно знали, что никто никогда не позволил бы мне вернуться в полицию с моим послужным списком.
— Что там, кстати, у тебя?
— Вчера взял на горячем серийного маньяка. Сильно сопротивлялся, — с иронией усмехнулась риторическому вопросу старая ищейка. — А если серьезно, то посадил свою помощницу писать какой-то очередной никому не нужный отчет, а сам попивал какао и сплетничал в нашем кафетерии. Еще подыскивал кое-что для своего сада в Интернет-магазине.
— Что ж, приятно знать, что налоги, которые я плачу, идут на хорошее дело.
Мы обменялись еще парой ни к чему не обязывающих вопросов и легких подколок. Как всегда, потребовалось время, прежде чем Филипс заговорил о деле.
— Твоим «клубом» снова заинтересовались.
Я тяжело вздохнул.
— Так я и думал.
— Но ты же не ожидал, что может быть иначе? — рассудительно переспросил лейтенант. — Очередной парень, проявивший себя, как ты знаешь, не в самом лучшем свете, как выяснилось, посещал ваши собрания. Даже компьютер, которому приказали бы проанализировать эти данные, пришел бы к выводу, что на это сборище стоит обратить внимание.
— Какое счастье, что решения принимает все-таки не компьютер, а живые люди, которые способны мыслить и отличать добро от зла, — с едва заметным нажимом ответил я.
Тут уж настала очередь Филлпса вздохнуть.
— Димитрис, — откровенно молвил он. — У тебя по-прежнему есть друзья в полиции. И один из них — перед тобой. Но их слово значит не так много, как ты, возможно, думаешь.
— Даже слово старины Матадора?
Мой бывший командир, Джимми Гонсалес, с 90-го по 93-ий пробыл миротворцем в составе 22-ой ударно-штурмовой дивизии «Торнадо», сформированной из числа офицеров сиднейской полиции в первый год войны. Вернувшись с фронта с парой орденов, он получил свою первую комиссарскую звездочку и был назначен новым командующим одной из бригад быстрого реагирования.
— Что ж, когда ты напомнил ему о себе и объяснил, что означала та странная история с твоим исчезновением в 89-ом, это, конечно, помогло развеять первоначальный холодок. Но Джимми — не тот, кто занимается подобными делами. И я тоже. А в полиции каждый занимается своим делом и не сует свой нос в чужие. Во всяком случае назойливо.
— Знаю.
— После войны 90 % состава сменилось, Димитрис. Среди детективов сидят в основном люди, которые знают о тебе ровно то, что написано в твоем деле, и что они нарыли сами. А новые данные накапливаются, мягко говоря, не самого лучшего характера. И их, с определенного момента, никто уже не оставит без внимания. Так работает система. И не нам вносить в нее коррективы.