Если быть честным, то я давно уже знал ответ на свой вопрос. Нельзя было просто абстрагироваться от прошлого и сделать вид, что я здесь не при чем. Слишком многое довлело надо мной. Как бы я не старался, я был не в силах распутать узел из ошибок, боли и вины, в который закрутилась моя жизнь. Этот узел можно было лишь разрубить.
Весь этот год я пытался переродиться. Очиститься от той скверны, которую я чувствовал в себе после Легиона, вернуть уважение к себе, простить себя, примириться с собой. Я искал покой и гармонию в своем смирении и раскаянии, в упорном честном труде, в помощи ближним, в медитации, йоге и айкидо. Всей душой я пытался стать совсем другим человеком. Но это было невозможно. Я был Димитрисом Войцеховским. Моя жизнь и моя личность были цельными. Как бы ни хотелось, их нельзя было поделить на отрезки. Все мои решения, все мои поступки, правильные и неправильные, судьбоносные и мимолетные — навсегда стали моей историей. Ничего нельзя было вычеркнуть. Ничего нельзя было приукрасить или изменить. Гордость и позор, смирение и ярость, вина и искупление, прощения и месть — они всегда будут вместе существовать в моем сердце. Я никогда не смогу убежать от них.
Словно в такт моим мыслям с неба начал плавно моросить дождь. Стянув с головы капюшон, я воздел голову к небесам, позволяя прохладным каплям падать на мое рыхлое измученное лицо. Я позволил себе три раза глубоко вдохнуть, насыщая легкие кислородом, и выдохнуть, выпустив из души скопившийся там комок боли.
— Что же мне делать? — прошептал я, умываясь каплями дождя.
Но ответ так и не приходил.
Какое-то время я следил за тысячами огней автомобильных фар, проносящихся мимо по автостраде, размытых из-за завесы дождя. Даже не знаю, много ли так времени прошло. «Мама в таких случаях любила пить чай», — вдруг вспомнил я. В памяти всплыли, словно живые, воспоминания из давно забытого прошлого — мы с мамой сидим за столиком в нашей уютной кухне и маленькими глоточками пьем крепкий черный чай, не переставая разговаривать и поглядывая за окно, которое мороз разрисовал причудливыми узорами.
«Как бы мне хотелось сейчас снова туда вернуться», — подумал я в отчаянном бессилии. — «Господи, если ты есть, пожалуйста, умоляю тебя, просто верни меня туда. Я сделаю так, чтобы все сложилось иначе. Теперь-то я понял наконец, что важно, а что нет. Теперь я смог бы сделать правильный выбор. А ведь нам всего-то следовало во что бы то ни стало оставаться вместе. Беречь друг друга. Не отпускать. Там был мой дом. Моя семья. Ничего такого у меня с тех пор больше не было. И никогда уже не будет».
Но это были наивные мечты. Я не мог вернуться. А если бы мог — я не смог бы повернуть мир вспять. Слишком много событий, не зависящих от моей воли, толкали близких людей к тем или иным поступкам. И, вполне возможно, они совершили бы эти поступки снова.
«Ничего этого не изменить, Дима», — грустно, но решительно обратился я к себе. — «У тебя есть лишь та жизнь, что есть. И лишь от той точки, где ты сейчас, ты можешь плясать дальше».
— Знаете что, — прошептал я себе под нос, отряхнувшись от дождя, а вместе с ним стряхнул с себя и оцепенение. — Выпью-ка я и впрямь чаю. Решение ничуть не хуже прочих.
В магазине при АЗС было не так много народу. Я прикрыл за собой стеклянную дверь, на которой барабанили капли дождя, и плавно проковылял к терминалу самообслуживания, чтобы приобрести чай. Дежурный сотрудник АЗС не замечал меня. Все его внимание, как и внимание немногочисленных посетителей, было прикован к телеэкрану.
«
— Обалдеть, — прошептал себе под нос сотрудник АЗС.
— Что-то случилось? — спросил без особого интереса полный мужчина, стоящий в очереди передо мной, оплачивая подзарядку электромобиля и содовую.
Сотрудник был так увлечен изображением на экране, что даже не посмотрел в его сторону.
— Элмора только что арестовали! — объяснил он возмущенно. — Это сейчас по всем каналам!
Он демонстративно несколько раз переключил каналы.
«
«