Новый мир. Книга 4: Правда

Эти груди, как и ее нежные губы, казались чем-то несоизмеримо далеким от меня, чем-то совсем чуждым для моих грубых, покрытых мозолями рук, для моего испещренного шрамами и поросшего жесткой седой щетиной лица. Они были предназначены для нежности и восхищения, для того, чтобы о них сочиняли песни. Я замер, не решаясь прикоснуться к ним.

Она неторопливо притянула меня снова к себе, чтобы я снова целовал ее губы, все лицо, шею, плечи и затем грудь. Мне казалось, что я нахожусь во сне. Я с наслаждением касался губами и языком ее сосков, которые оказались до того чувствительными, что от моих нежных касаний она ощутимо вздрагивала и стонала, а соски твердели и набухали, как поспевшие ягоды. Ее рука легла на мою ладонь и мягко, но настойчиво переместила ее вниз — до того места, где я мог ощутить ткань ее трусиков, под которой легко было почувствовать влагу.

— О, Боже. Я так хочу тебя, — прошептала она мне на ухо.

Я просто не мог признаться ей в том, что не могу сделать того, что она хочет, и чего я и сам так же страстно хочу. Когда я почувствовал, что ее рука тянется к моим шортам, под которыми по-прежнему ничего не происходило, я ощутил смятение и панику. Специально, но как бы невзначай, отодвинулся чуть дальше, и продолжил целовать ее грудь, а затем плоский животик, опускаясь все ниже, где я смог целовать и поглаживать ее стройные бедра. Она расслабленно откинулась спиной на мягкие подушки, закатила глаза. Коленки раздвинулись мне навстречу, а рука легла мне на волосы, начала неторопливо поглаживать и перебирать их. Она явно была не против, а может, и сама хотела, чтобы я поласкал поцелуями все ее тело. Это давало мне шанс, что мое мужское бессилие еще какое-то время останется незамеченным.

Это продолжалось долго — дольше, чем у меня когда-либо было. Я ласкал ее медленно, неторопливо и очень нежно. Многие мужчины считают это неприятным и даже унизительным, другие могут снизойти до такого лишь затем, чтобы задобрить женщину и получить ответные ласки, но стремятся закончить этот процесс как можно скорее. Для меня все было иначе — здесь, сейчас, с этой женщиной — такой невероятной, такой желанной, такой любимой, что ее ощущения были частью моих, ее удовольствие — частью моего. Мне нравился ее вкус, ее запах. Я ощущал, что мои ласки безумно нравятся ей. Чувствовал это по ее стонам и вздохам, по движениям ее бедер и пальцев, перебирающих мне волосы. И сознание того, какое удовольствие я доставляю ей, нравилось мне едва ли не больше, чем все остальное.

— Не останавливайся. Пожалуйста, — слышал я ее тихий восторженный шепот.

Прошло немало времени, хоть я и не заметил его течения, пока я не ощутил изменения в темпе движений ее тела и ее дыхании. Услышал, как ее вздохи резко учащаются, стоны ненадолго замолкают. И очень скоро с невиданным, непонятным мне ранее удовольствием почувствовал, как от моих ласк она восходит на вершину блаженства. От переизбытка чувств ее пальцы крепче сжали мои волосы, она начала конвульсивно извиваться и громко, с наслаждением, смежным со сладкой болью, вскричала.

Я позволил ей забыться, вдоволь насладиться процессом бурного экстаза и его медленно угасающим послевкусием, продолжая нежно поглаживать ее по бедрам, пока угасающие волны наслаждения прокатывались по ее телу. Лишь некоторое время спустя я прилег на диване с ней рядом, любуясь ее грудями, вздымающимися от ровного дыхания, на милый румянец на ее щеках. Улыбнулся, увидев, как она смотрит на меня. Погладил ее по щеке своей мозолистой ладонью. Она положила свою нежную ладонь на мою, чтобы я задержал ее на ее лице.

— Прости, я не сдержалась, — прошептала она чуть смущенно. — Ты, наверное, хотел продолжить.

— Нет-нет, все замечательно, — поспешил заверить ее я.

— Это было так прекрасно… это просто невозможно передать словами. Не помню, когда мне было так хорошо. Никогда не думал, что мужчина может так хорошо понимать и чувствовать меня, каждое мое желание. Ты словно принимаешь от меня какие-то телепатические сигналы.

Я мог бы подметить, как она сказала «мужчина», и подумать, что это подтверждает слухи о ее прежних лесбийских связях и склонностях. Но мне было совершенно все равно. Мне было совсем не важно, с кем и когда она была прежде: с мужчинами, с женщинами, с теми и другими вместе. Лишь одно было важно — что она здесь, сейчас, со мной.

— Мне было так же приятно, как тебе, — заверил я.

— Ты не представляешь себе, как было мне, — возразила она.

— Я словно бы и сам это почувствовал. Может, я и правда телепат?

Лаура о чем-то задумалась и виновато улыбнулась:

— Я могла бы, наверное, войти в энциклопедию по эгоизму. Вцепилась в тебя, едва живого, всему в ранах и ушибах, многими из которых ты мне же и обязан, и заставила себя ублажать.

— Тебе не пришлось меня заставлять.

— Я хочу и тебе сделать хорошо. Хочу, чтобы ты был во мне.

Я вздохнул и смущенно опустил глаза. Никогда еще ни один мужчина не сможет спокойно заговорить о чем-нибудь подобном, не ощущая себя самым последним дерьмом в мире.