Новый мир. Книга 4: Правда

— О, отлично сказано! — восхитился Гоффман, явно очарованный своей собеседницей.

— Все мы, кто волей и неволей присутствует в публичном пространстве, соревнуемся друг с другом во лжи, а свое истинное лицо — прячем все глубже и глубже, смертельно боясь, чтобы его никто никогда не увидел. Мы готовы осуждать других за те же пороки, которые присущи нам самим, но мы пока ни разу не попались. Наши суждения, наши «убеждения» — изменчивы и непостоянны. Они следуют туда, куда их ведут тренды. И мы пытаемся выхолостить свое прошлое так, чтобы оно подходило под наш очередной аватар. Мы так к этому привыкли, что иногда и сами уже этого за собой не замечаем.

— О, Лори, прошу тебя — ты только что ударила по больному месту чуть ли не каждого, кто сидит в этом зале, не исключая и твоего покорного слуху! — засмеялся Барри. — Но мне очень нравится твоя прямота. Правда, очень! Я всегда считал, что искренность — это именно то, чего не хватает современности. Так у меня и родилась идея этого шоу — шоу, срывающего маски.

Студия отреагировала аплодисментами.

— Мне очень нравится наша беседа, Лаура. Это очаровывает, когда под столь прекрасным образом, как твой, скрывается глубокое содержимое.

— Спасибо за комплимент, Барри.

— Но, кажется, время уже подошла. Пора дать слово тому, кто сейчас за кулисами. Как считаешь?

— Да, пора, — решительно кивнула она.

В этот момент я окончательно провалился в забытье.

§ 32

За окном темно. Рев ё т снежный буран. От лютого мороза по ст ё клам растекаются трещины. Электричества в доме нет. На подоконнике горят свечи. Папа — тощий мужчина, с красными, как у деда Мороза, щеками, в потасканном бушлате, ворочает кочергой трещащие в печи дрова. Главный герой смотрит на мир из детской кроватки, укутанный во множество одеял, но дрожит от холода. Он плачет — ему страшно из-за метели, грозящей выбить окна. Но вот над кроваткой склоняется лицо молоденькой красивой девушки. Его матери. Мама улыбается, протягивает руку, и спрашивает: «Что такое, Димочка? Не спится? Испугался метели?» Плач стихает. «Не бойся, милый. Я с тобой».

Улица поселка, припорошенная красивым, девственным покровом снега. На дворе на вид морозно, но безветренно. Небо — ясное и красивое. Где-то вдали дворники скребут совковыми лопатами и долбят ломами лед. Еще дальше — монотонно гремит озоногенератор. Главный герой, а с ним лохматый паренек Джерри, раскосая кореяночка Мей и неловкий толстячок Боря, всем лет по семь. Они весело носятся по снегу. Оставляют за собой вереницы следов. Смеются, бросаются снежками. Им еще не ведомо, что пошлет им жизнь впереди.

Протагонист на кушетке в больнице. Медсестра отвлекает его праздными разговорами, чтобы маленький пациент не задумывался, зачем нужны все эти МРТ и энцефалограммы. «Я ведь здоровый, да?» — спрашивает он детским голоском. «Самый здоровый мальчик, какого я видела!» — с искренним энтузиазмом отвечает медсестра. Взгляд мальчика вскользь падает на дверь больничной палаты. За стеклом видно раскосое лицо незнакомца, пристально наблюдающего за происходящим в палате, со страшными, жестокими глазами. Тогдашний семилетний мальчик не замечает этого, не придает значения. Но, видимо, слепок все же бессознательно отложился в его памяти.