За мгновение до того, как ослабевшие ноги окончательно бы разъехались, он сделал шаг к Сигалу и заключил того в свои стальные объятия. Перед моим изумленным взором разыгралась краткая сцена отчаянной борьбы. Убийце нужно было продержаться совсем немного — и мускулы сдавившего его умирающего экс-легионера утратили бы силы, нужные для завершения борьбы. Но он не продержался. Я услышал треск ломающихся в чудовищной хватке шейных позвонков, и предсмертный хрип киллера.
— Матео. Матео! — позвал я его хрипло, хотя ничего не мог для него сделать.
Выпустив из объятий покойника, он устало распластался по мокрому полу на спине:
— Не переживай, браток. Мы всего лишь мясо, — прошептал он умиротворенно и без страха, перед тем как прикрыть глаза и затихнуть.
§ 12
В чувство меня привело ведро ледяной воды, вылитое на голову. Из груди невольно вырвался стон, сердце бешено заколотилось.
— Просыпайся, мразь! — услышал я голос интенданта Гриза, ставящего пустое ведро на пол.
Голый и босой, я был прикован руками и ногами к креслу в полутемной комнате с сырыми бетонными стенами. Во рту чувствовался застоявшийся гадкий привкус крови. Пара-тройка зубов шатались. Тело ощущалось примерно как после 12-раундового боксерского поединка, в котором удары разрешилось наносить лишь сопернику. Было странно, что я вообще жив.
— Очнулся, сученыш?! — пробормотал интендант рассерженно.
Все еще не обретя осознанности, я тупо моргал.
— Ты ведь мог стать обыкновенной тушкой с заточкой в боку! Быстро, спокойно — и конец каторге! А вместо этого — четыре трупа, три инвалида! А ты все еще здесь! И твои дела в сто раз хуже, чем были! И чего ради вы все так цепляетесь за жизнь, твари?!
К этому времени зачатки осмысленности вернулись. «Четыре трупа», — пронеслось в моей голове эхо его слов, напоминающих, что бедолага Фрэнк, и Матео, спасший мне жизнь, мертвы. И эта мысль вызвала в душе волну гнева, который пересилил слабость.
— Так чего ты ждешь? Доделай то, что не смогли твои косорукие дружки, — пробормотал я.
Гриз ждал этого. Увесистый кулак с размаху обрушился мне на лицо. Удар был не профессиональным, как в кабацкой драке. Но одной физической силы хватило, чтобы череп сотрясся, а из рта со струйкой кровавой слюны вылетел один из шатающихся зубов.
— Еще что-то хочешь сказать, сука?!
Второй сокрушительный удар не замедлил за первым. Картинка перед глазами сотряслась. Голова беспомощно крутанулась в бок. Серию завершил третий удар, по ребрам. Изо рта вырвался натужный кашель. На пол снова упал сгусток кровавой слюны.
— Это все что ты можешь, слабак? — прохрипел я севшим голосом, надеясь, что еще пара таких же ударов погрузят меня обратно в забытье.
— Достаточно, — прошелестел тихий голос Вахида.
Коменданта я заметил не сразу. Он притаился в углу помещения — стоял, прислонившись к стене, так, что слабый свет единственной лампочки не доставал до его изуродованного лица.
— Оставь меня с ним, — велел Экзорцист.
Сжав кулаки еще крепче и харкнув на пол, Гриз одарив меня взглядом, полным ненависти. Я ожидал, что он ударит меня еще раз, вопреки приказу начальника. Но ослушаться он не посмел. Не сказав больше ни слова, он со скрипом вышел через тяжелую железную дверь. Лишь тогда комендант показался из тени. Он подошел к столу в углу комнаты, на котором были разложены весьма сомнительного вида инструменты, которые больше подходили бы к кабинету дантиста. Не прикасаясь к инструментам, он взял стульчик, стоящий у этого стола, придвинул его вплотную к моему креслу и уселся лицом ко мне.
— Первое, что я сделал, когда стал комендантом, — заговорил он неторопливо. — Я велел возвести здесь часовню. Почти никто не понимал, зачем это было нужно. Даже те, кто сам веровал, или называл себя верующим, говорили: «зачем возводить Дом Божий для безбожников, насильников, убийц? Не лучше ли сделать часовню для нас, в помещениях охраны?» Они полагали, что никто из заключенных не нуждается в спасении души. Что все они прогнили до самой сердцевины. Но я знал, что это не так.
Я понятия не имел, к чему он несет это. Но послать его куда подальше не было сил.
— А знаешь, что я вижу теперь? — продолжил Вахид. — Больше половины из заключенных приходят в церковь молиться. Они не получают за это никаких мирских благ. Им не полагается никаких поблажек в рудниках, никакой снисходительности. Так что им нет никакого смысла ходить туда, дабы задобрить меня. Но они ходят туда сами. Без какого-либо принуждения. Их страждущие души страстно желают найти путь к Господу. Выбраться из оков пороков и мирских желаний. И когда они находят Его, когда избавляются от Лукавого — они становятся счастливы. Тяжкий труд и мирская боль больше не тяготят их. Смерть больше их не страшит. Ведь им больше не грозит вечность в геенне огненной. Наоборот — они ждут, когда Всевышний смилостивится над ними, и призовет к себе. И когда я вижу это, то понимаю — истинно, я исполняю здесь волю Божью.
— А ты не думал о том, что ты просто психопат, Вахид? — пробормотал я наконец.
Изуродованное лицо бывшего наемника осталось безучастным.