— Угадал. Я хочу следить за тем, как ты распоряжаешься с информацией. И решать, стоит ли предоставлять новую, и на прежних ли условиях. Назовешь это моим желанием иметь над тобой определенную власть, или контроль? Что ж, если угодно, можно назвать это так. Я могу позволить себе эту маленькую прихоть.
— Может быть, тогда мне стоит позволить себя найти другой источник информации?
Как я и ожидал, это не обеспокоило Германа.
— Милости прошу. Но уверяю, ты больше не нигде не найдёшь того, кто обладает нужной тебе информацией и захочет ею с тобой поделиться. Особенно — бескорыстно.
— Я не верю в бескорыстие. Чувствовал бы себя куда спокойнее, если бы расплачивался в твердой валюте. Хотя бы знал тогда истинную цену твоей «помощи».
Герман усмехнулся.
— У тебя неплохо получается изображать циника и мизантропа, Димитрис. Но мы оба знаем, что ты идеалист и мечтатель. Циник не совершил бы того, что совершил ты. А раз ты сам идеалист, то так и подмывает спросить — отчего в других ты видишь лишь циников? Ты настолько убежден в своей исключительности и моральном превосходстве над общей «серой массой»?
Я фыркнул.
— Уж не пристыдить ли ты меня пытаешься? Все это пустые слова. Я неплохо знаю о том, каковы мотивы моих поступков. Относительно остальных я не могу быть уверен. А раз так, исхожу из худшего.
— Значит, не доверяешь мне?
— Конечно же, не доверяю.
— Другой бы обиделся, учитывая наш позитивный опыт сотрудничества.
— Но ты-то не станешь.
— В обидах нет никакого смысла. Они лишь напрасно все усложняют. Но давай вернемся к делу. Как я уже сказал, твой выбор в твоих обстоятельствах невелик. А раз так — я имею возможность злоупотреблять эксклюзивностью своих услуг. И я решил злоупотребить ею, выдавая тебе данные по частям. Вот и весь сказ.
— Так не пойдет. Если ты выдашь мне информацию только об одной цели за раз, ты будешь точно знать, что именно она будет моим следующим приоритетом. Слишком большой риск для меня. И слишком большой соблазн для тебя передать информацию о моих планах другим людям, которые могут использовать ее против меня.
— Каково твоё предложение?
— Мне нужно все — и сразу.
— К сожалению, так не выйдет, друг мой.
— Тогда мне нужно минимум три объекта за раз.
Герман некоторое время раздумывал, подперев рукой подбородок и уставившись вверх.
— Ну добро, — наконец кивнул он, и сделал несколько взмахов руками. — К устройству внизу подключен флэш-накопитель. Только что данные были переданы туда. Там найдешь даже пять объектов — два мелких в качестве жеста моей доброй воли.
Я не успел удивиться тому, как быстро все произошло.
— Удачи! — бросил осведомитель напоследок, и изображение на дисплее погасло.
Я остался в одиночестве в затхлой тесной подсобке. Нащупал флэшку, выдернул и положил в карман. Секунду спустя — вышел наружу, скрипнув ржавой дверью. Сразу же услышал писк разбегающихся из-под ног крыс.
— Идем, — кивнул я в ответ на вопросительный взгляд ожидающей меня Лейлы.
Наши резиновые сапоги захлюпали по воде. Было по щиколотку грязной воды, которую несли сюда ливневые стоки. Лучи налобных фонарей мелькали по стенам.
— Получил то, что надо? — спросила арабка через некоторое время.
— Будет понятно после того, как ознакомимся.
Она кивнула.
— Что за фрукт этот Герман? Откуда он? — спросил я.
— О нем мало что известно. Но его данные всегда оказывались надежны.
— Откуда такая информированность? И желание нам помочь? Он работает на евразийцев?
— Может быть.
Некоторое время я раздумывал, не сказать ли ей, что Герман кажется мне знакомым. Но затем решил, что не стану. Слишком уж смутным было это чувство.
§ 20
— Гаррисон, — наконец изрек я, нарушив остановившуюся в комнате тишину.
Решение я принял прошедшей ночью, после долгих раздумий. Сделал это самостоятельно, без обсуждений с отрядом. И собрал всех с утра, чтобы довести принятое решение до их сведения.
Все девятеро членов отряда внимательно слушали меня, распределившись по просторному помещению с заколоченными досками окнами, которое когда-то было учебным классом — кто за одной из парт, кто сидя на подоконнике, кто прислонившись к стене. Когда-то, в Старом мире, здесь была маленькая сельская школа в маленькой, отсталой аграрной стране. Теперь здесь было наше временное убежище.
По мановению моей руки на воздушном дисплее появилось фото, переданное Германом. Гаррисона запечатлели скрытно, издали. Он явно не подозревал о фотографе. Как раз отдавал кому-то распоряжения. Об этом говорили властный взмах его руки и хмурый ястребиный взгляд, буравящий неизвестного собеседника из-под тяжелых, нависающих над глазами бровей.
При одном взгляде на эту харю я чувствовал, как что-то во мне непроизвольно сжимается и переворачивается. Но я заставлял себя оставаться спокойным.