— Кроту твоему никак не дозвонюсь. Видать, у него там штаб революционного восстания — заняты все шесть телефонов, что на визитке. Не в службу, а в дружбу: позвони ему в дверь, попроси быстро связаться с Любовью Козыревой — он знает. Побыстрей, пожалуйста.
Вот так. Я ее воспитываю — или она меня? “Николаева догнала его”.
Я вышел понуро на площадку. Это конец. Когда-то я неформальным лидером лестницы считался, все жильцы с просьбами кидались ко мне: мог и в газете пропечатать, и по телевизору пугануть, а теперь — вот этот тут главный. Поставил железную дверь внизу. Себе — железную. И даже не интересуется, кто здесь живет.
Сверху вдруг донеслось: “Валерий Георгиевич! Валерий Георгиевич! Не уходите!” Судя по модуляциям тона, это бывшая актриса с третьего этажа, Лидия Дмитриевна. Всегда так говорит. Но сейчас, похоже, действительно взволнованна. “Валерий Георгиевич!.. Вы... идете к нему?” — “Да. С дружеским визитом”. — “Скажите, пожалуйста, ему, чтобы он поумерил свою аппаратуру, а то после того, как он начал тут жить, у меня ужасно забарахлил телевизор! Сплошные полосы. Не могли бы вы сказать ему? У других, знаете, дела — дача, работа... внуки. А у меня единственная радость в жизни... была. Посмотреть телевизор. Посмотришь — и как бы чувствуешь, что ты еще живешь, участвуешь в жизни страны, в политике и в искусстве. А теперь все это кончилось. Представляете, что я ощущаю? Что я никому, абсолютно никому не нужна и ничем абсолютно ни в чем не участвую! Живу одна, все дни в комнате, где не раздается ни звука! Вы понимаете меня?”
Целый трагический монолог.
— Вы-то, надеюсь, не боитесь его? — Она несколько принужденно улыбается. — А то все почему-то боятся.
Не боюсь я никакого Крота! У меня в одном моем детективе есть клерк, скромный и неприметный, который еле заметным движением бумажного листа отсекает голову!
Я резко утопил кнопку переговорника. Там слышится долгое сипенье и наконец:
— Слушаю. Что?
Наверняка он еще видит нас сейчас на экранчике, выпукло-вогнутых, с большими вывороченными лицами и маленькими ножками далеко внизу. И существо это открывает рот:
— Извините, но соседка сверху жалуется, что ваши телефоны начисто забивают ей телевизор. Нельзя ли как-то этого избежать?
Пауза. Потом тот же механический голос:
— И вам это тоже мешает?
— Мне? Нет... — Я несколько даже теряюсь, поскольку не помню, мешает или нет.
Некоторое время еще слышится сипенье, потом обрывается.
Вот так. Никого я не боюсь!