Новый Мир ( № 1 2007)

Да нет, все, в общем, дуют в одну “сопротивленческую” (режиму) дуду. Но дуют действительно по-разному. Бывают и неловкости: это когда, например, с плохо скрываемой неприязнью политологи вдруг заговорят на “круглом столе” об “институте РПЦ”. О ее “нулевом”, с их точки зрения, потенциале “самостоятельного низового действия”, о раздражающем говорящих “духовном департаменте государства”. И тут же оговорятся, что есть-де в нем и исключения — экуменистские приходы (точнее, приход), “которые действительно делают большое дело”. Или, взявшись в обзоре рассуждать подробнее, расскажут светскому читателю о деятельности, например, о. Георгия Кочеткова и его приверженцев, мимоходом оговорившись насчет своей некомпетентности в “догматических тонкостях”. Тут, видите, важен системный подход, “самостоятельность низового действия”, а экуменисты ли это, баптисты ли, православные или очередной “богородичный центр” — дело постороннее…

Однако — по теме — спектр охвата велик: от дискуссий о проблемах ограничения прав и свобод граждан до старых-новых детских организаций и экологического движения.

Владимир Губайловский.Дядя Степа — милицанер (об абсурде в поэзии). — “Арион”, 2006, № 3.

“Огромный пласт советской официальной поэзии воспринимается сегодня как поле абсурдистских экспериментов — об этом говорит и издание антологии советской поэзии, предпринятое Дмитрием Галковским, и стихи Всеволода Емелина — столь же вторичные, сколь и виртуозные и эксплуатирующие тот же советский поэтический норматив, что и поэты из галковской антологии.

То же самое делает и Дмитрий Пригов со своим знаменитым „Милицанером”. И я не знаю, чтбо здесь пародия, а чтбо реальность — михалковский „Дядя Степа — милиционер” или „Милицанер” Пригова. Они друг друга стоят.

В то же время поэзия Дмитрия Тонконогова, в которой очень мягко пародируется уже обэриутская традиция, кажется поэтическим нормативом. Это стихи улыбающегося Заболоцкого (который, кажется, вообще никогда не улыбался ни в поэзии, ни в действительности). Но Тонконогов слишком хорошо понимает, что сегодня лобовой напор и уверенность Заболоцкого необходимо немного смягчить улыбкой самоиронии, иначе такой поэтической традиции грозит очевидный уход в прямую декларативность”.

Тут же и Тонконогов, в этом номере “Ариона”: “Меркнут знаки Бэрримора. / Над просторами села / дремлют Ксения и Лора, / обращенные в слова. / — Я тебя бы не узнала / среди тысячи фигур, / мать Тереза, папа Карло. / Никаких литератур”. Ну и так далее, как говорил один будетлянин.