Новый Мир ( № 1 2008)

Натура Виктора Гвоздицкого была парадоксальной. Его алогичность, его угловатость, его незавершенная самоидентификация были залогом его резкого, дисгармоничного, занозливого таланта. Он был актером, которому, кроме артистизма, был дан еще и дар писателя — Гвоздицкий оставил два сборника эссе. Там, в своих мемуарах, Гвоздицкий — анахорет, архивариус, летописец уходящей натуры. Его книга об артистах, вышедшая после смерти, но подготовленная им к печати, озаглавлена вполне определенно: “Последние”. Гвоздицкий-писатель — автор идеи конца театральной эпохи, эпохи “старинного многоярусного театра”. Ему нравились прошедшие театральные миры, в эпоху “нового театра” они ему не казались нафталинными — он любил мемуары артистов императорских театров, галантность и величие старых звезд, магию старинного отношения к делу, пафос и каботинство, трепет и волнение, блеск лож, запах кулис, дистанцию между артистом и зрителем. В своем последнем спектакле, “Двойник” (режиссер Валерий Фокин, Александринский театр), его Голядкин должен был покидать сцену, опускаясь в люк. Гвоздицкий, вопреки режиссерскому заданию смотреть в этот момент вниз и, более того, вопреки смыслу эпизода, бросал прощальный взгляд на люстру и ложи Александринского театра, которые стремительно уходили из его взора. Он был заворожен этой механикой — шевелением золотого пятна, постепенным исчезновением великолепного мира Росси, его обратным отсчетом. Артист невольно прощался со сценой, приход на которую был для него самым драгоценным подарком судьбы. Она определила под конец жизни его туда, где сосредоточены были все добродетели его немного выдуманного “старинного театра”.

Его квартирка в доме у цоколя высотного здания на Красной Пресне превращена была им в музей: портьеры, обои, похожие на обивку кресел Александринского театра, тюли, карельская береза, вазоны, распухшие от содержимого открытые книжные шкафы, явно читаные-перечитаные, с желтыми закладками томики, рамочки с артефактами — было ощущение антиквариата на каждом сантиметре, ощущение, конечно же, обманчивое, деланное. Виктор Гвоздицкий беззаветно, как ребенок, любил старый театр, его запахи, его рафинированную культуру, защищался ею от мира, как гоголевский Хома от нечисти.