Новый Мир ( № 1 2009)

Владимир Арсеньев. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т. 1. «По Уссурийскому краю», «Дерсу Узала». Предисловие Игоря Кузьмичева (Санкт-Петербург). Владивосток, «Рубеж», 2007, 704 стр.

Предыдущее издание было завершением долгой и нелегкой книжной истории, здесь — начало. И тоже — «мастерская человечьих воскрешений». Хотя, казалось бы, кто не знает Арсеньева: с берданкой по тайге, друг-нанаец, нетронутая природа, фильм Куросавы…

«Арсеньев долго не носил очков, но потом, прячась, носил их дома. Володя боялся смерти. „В тайге столько бед и опасностей, не знаешь, вернешься ли живым”. Он как-то написал эпитафию для своего памятника. Плотный лист веленевой бумаги я храню и поныне. На нем написано: „Ты мой учитель, мой утешитель и друг, / Ты мой храм, моя родина — / Шумящий, шелестящий, тихий лес”». Так рассказывала об Арсеньеве его первая жена Анна Константиновна, разысканная в середине прошлого века писателем Георгием Пермяковым[23].

К сожалению, и сегодня Арсеньева нередко записывают исключительно в «путешественники», отказывают ему в звании «большого писателя», в лучшем случае определяя его прозу как «охотничью беллетристику». Редактор нынешнего собрания Иван Егорчев, прочитавший немало дневниковой, научной и художественной прозы В. А., заметил в своей статье «Рукописи не горят, они издаются…», что сам Арсеньев давно и ясно осознавал: надо рассказывать о природе и людях Дальнего Востока не только в докладах и научных статьях, но и живым литературным языком.

Я до сих пор воспринимаю фигуру любимца Арсеньева, охотника-гольда Дерсу Узала как художественный персонаж. Так он написан, и тут уж ничего не поделаешь, даже архивные фотографии не мешают, а кажутся кадрами из игрового фильма или черно-белыми иллюстрациями. Дерсу сложился в моем сознании настолько, что беглые воспоминания о нем Анны Арсеньевой (в отличие от мужа, не слишком привязанной к аборигену) «мешали» моему сложившемуся восприятию. Впрочем, дело еще и в том, что в них не было арсеньевскойпоэзии, любящего взгляда художника.