“Я тут одному знакомому критику из Нью-Йорка показывал проекты небоскребов для России. А они все вверх улетают, стеклянные, извиваются, рисовать их принято как бы со 101-го этажа, кругом небеса, обычно по цвету срифмованные со стеклами, и еще облака для общего романтизма, так сказать, ищут бури. И он так смотрел их все подряд, а потом говорит (сам он человек неформальный): „Слушай, а чего они там у вас все накурились, что их так прет?” И действительно, знаете, есть в этих проектах какой-то галлюциногенный привкус. Такой холодной, ледяной даже возгонки какого-то дурмана, кальянный такой эффект, только очень европеизированный, лабораторный. <...> Вот это и есть уже найденный стиль нашего газообразного государства, строящего вертикаль. Значит, это так делается. Легко, прозрачно, воздушно, подвижно, лучше с извивом. Но холодно, дистантно. И так, как бы будто прет. Будто мысли молниеносно перескакивают с одного на другое, перед тобой вдруг открываются невероятные высоты и немереные глубины, скорость фантастическая, а голова ясная-ясная и кружится, кружится. Осталось найти воплощение в прозе, поэзии, кинематографе, живописи, музыке и театре”.
Андрей Рудалев.Настоящий рассказ. — “День литературы”, 2008, № 9, сентябрь.
“Наиболее важный и соответствующий времени жанр литературы сегодня — рассказ. Рассказ, потому что время неустойчивое, когда мы не можем поставить диагноз, а только изучаем симптомы. <...> Роман здесь неуместен, почти всегда он будет искусственен. Он не найдет ответы, а только потеряет первые ниточки к ним. Он не скажет ровным счетом ничего, а только запутает следы”.
“На мой взгляд, из настоящих удач последних лет можно выделить три книги рассказов: „Вожделение” Дмитрия Новикова, „Грех” Захара Прилепина и „Чеченские рассказы” Александра Карасева”.
Екатерина Сальникова.Жестокость без границ. — “Взгляд”, 2008, 13 сентября
“Традиционно поставленный вопрос: пропаганда ли это жестокости или не пропаганда? Я бы спросила о другом: а нужна ли жестокости пропаганда? В Средние века не было массмедиа, никто не смотрел телевизор, все массово ходили в церковь. Однако жестокости было хоть отбавляй. Постоянное ожидание скорого конца света отчасти являлось моральной самооценкой христианского мира. Классика заблуждений — „люди посмотрят, как убивают и грабят, и тоже пойдут убивать и грабить”. Они, может, и пойдут, но просто так, своим ходом. А скорее всего, посмотрят одни, а пойдут убивать и грабить совершенно другие”.