Новый Мир ( № 1 2010)

Владимир ГУБАЙЛОВСКИЙ

[25]

Юнисов пишет: «В отличие от карнавала, в маскараде человек получает возможность овободиться от своей социальной роли, но взамен он получает другую, и эта заданность ролей (социальной и условно-игровой) вносила драматические оттенки в понятия „маскарадная несвобода” и „маскарадное одиночество”, наиболее соответствовавшие  романтическому мироощущению». И далее автор приводит размышления Т. И. Печер­ской о сравнении карнавала и маскарада: «Маскарад, обретая отчетливые черты антимира, становится взглядом извне на реальную жизнь человека. <…> Если карнавал очерчивает границы человеческой свободы, то маскарад — границы несвободы личности» (П е ч е р с к а я  Т. И. Историко-культурный мотив маскарада. — В сб.: «Сюжет и мотив в контексте традиции». Вып. 2. Новосибирск, 1998, стр. 36 — 37). Это крайне интересное замечание: если на карнавале человек как бы не может достичь только того, на что у него не хватает его собственных сил, — никаких внешних ограничений нет, — то маскарад ограничивает человека «антимиром», в который человеку никогда не попасть, если он не выйдет из своей социальной роли. Отсюда довольно ясно следует, что такие явления современного мира, как многопользовательские онлайновые игры (например, «Second life», где «живут» несколько миллионов аватаров реальных людей), имеют самое непосредственное родство именно с маскарадом, а не с карнавалом. «Виртуальный карна­вал» — это, пожалуй, ранний Интернет начала 90-х. Потом все стало слишком серьезно, и понадобились выделенные маскарадные площадки.

КНИЖНАЯ ПОЛКА ОЛЬГИ БАЛЛА

+10

 

О л ь г а  С е д а к о в а. Апология разума. М., МГИУ, 2009, 138 стр. («Современная русская философия»).

В книге — три эссе: «Земной рай в „Божественной комедии” Данте: О природе поэзии», «Символ и сила: гётевская мысль в „Докторе Живаго”» и «Апология рационального». Последнее, в отличие от первых двух, посвященных вроде бы вполне частным сюжетам, можно назвать программным текстом, хотя частный сюжет есть и здесь: личность и работа Сергея Аверинцева. В каждом — речь, по существу, об одном из стержневых течений европейской интеллектуальной истории. Точнее, о духовной: в каждом случае имеются в виду отношения с трансцендентным. Интеллект здесь — только инструмент.

В случае Седаковой признание инструментальности интеллекта не означает ни малейшего пренебрежения к нему. Напротив, инструмент отточен у нее до большой остроты, владеет она им виртуозно, а главное — признает его необходимым.