“Поэзия Игоря, переведенная на русский, самодостаточна и без всяких подтекстов получает новое, в чем-то неожиданное звучание. Поэтому, не говоря в целом про ситуацию с рецепцией украинской культуры в российском литературном пространстве, хочется лишь заметить, что, знакомясь с современной украинской поэзией через стихи Игоря Рымарука, русский читатель имеет возможность увидеть это волнующее мерцание модернистских знаков и находок в контексте совсем новой поэтики, основанной на соединении отчасти архаичных и старосветских эстетических установок с сегодняшним поэтическим опытом. То, что всегда определяло и характеризовало его поэзию, — взвешенность и точность письма, тематическая и образная последовательность, которая перетекает из книги в книгу, „матовый” и глубокий, сразу узнаваемый стиль, — выделяет эти стихи, определяет их вневременность, их принадлежность к территории классической литературы. Территории умерших поэтов и настоящей поэзии” (Сергей Жадан).
Юрий Ряшенцев. Шальная благодать. — “Рубеж”, Владивосток, 2009, № 9 (871).
Тогда словами “вера”, “нация”
окрестный климат не дышал.
И жалкий страх не состояться нам
в счастливых буднях не мешал.
Но в алом было столько серого,
а то и черного... Зато
кто верил, кто-то даже веровал.
Но в эллины не лез никто.
Зачем, когда и так мы эллины.
И что нас может поберечь,
как то, в чем с детства мы уверены:
святая эллинская речь.
А вишь, как повернулось. Зычные
призывы взвились над толпой.
И где вы, эллиноязычные,
не совладавшие с собой?
Александр Ткаченко.Нет в жизни счастья? — “Фома”, 2009, № 10 (78).
Весьма нелегкий (но сколь же чистый и
И честно вывел в финале: “Но есть одна безусловная истина, о которой мы все стараемся поменьше думать, чтобы не расстраиваться и окончательно не утвердиться в мысли о том, что „нет в жизни счастья”: рано или поздно мы неизбежно обречены на потерю всех земных радостей, которые делали нас счастливыми в этом мире.