Она не следила за входом. Отрешенно рассматривала стену, неровно размалеванную грязно-голубой масляной краской. Обе ухоженные руки на виду: в ладошке правой лежит острый подбородок, а пальцы левой обнимают граненый стакан с чаем. Губы тронуты розовой помадой, в тон бусам, которые облегают чуть полноватую шею. Не разглядывал — вспоминал. С тех пор как он подарил ей эти коралловые бочонки, нанизанные на леску, ни разу не видел ее без них.
Не торопясь, нарочито медленно Евгений зашагал не к ней, а в сторону прилавка. Встал в длинную очередь, поболтал с буфетчицей, выжидая, не окликнет ли его царственная дама.
Нет.
А не могла не заметить.
Евгений подошел к ней со спины.
— Не за мной ли пришли? — игриво наклонился он к маленькому уху, накрытому крылом черных волос.
Рискованная шутка...
Анна не вздрогнула — знает, ждет. Медленно развернула голову, не убирая руку-подставку, и посмотрела глаза в глаза. Ее распахнутые карие проникли в щелочку его серо-голубых.
— Сын... Снова... Приехала... — отрывисто, но бесслезно сообщила она.
Он не выдержал ее беды — скосил взгляд. Вмиг устыдился своего балагурства. Хотя откуда ему было знать про арест сына? Но незнание не освободило от ответственности.
Суетливо — сам себя не узнал — поставив на стол общепитовскую тарелку с бутербродом, Евгений залпом выпил чуть теплый кофе и только тогда овладел собой.
Анна по-прежнему не сводила с него своих глаз. Поняла, что не от страха, а от стыда так потерялся ее друг?
Он молча накрыл своей широкой лапой крошечную, нежную кисть, беззащитно распластанную на деревянной столешнице. Сжал ее, и она, словно ожившая птица, перевернулась с брюшка на спину и лапками поскреблась о его ладонь. Конечно, все она понимает.
Как ей помочь?
Что он может?
Вопросы, на которые он не знает ответа.
Он, но не она, раз даже здесь разыскала его...
— Когда уезжаете? — Евгений все еще смотрел вбок. Себя не успел проверить. Душа рванулась, а тело?
— Ночью, — ответила Анна.
И он понял: свободен. Его ни к чему не приговаривают. Ну, если так, то... Он снова полез за часами и уже по-мужски, с ясностью известил. Глядя в ее глаза.
— У меня две лекции. После встретимся. — Он помолчал, соображая — где? Пришлось рискнуть: — Значит, через три часа на Большой Садовой?
Кивок, и она уже шествует к двери, и заспанные пассажиры расступаются перед ней.