Новый Мир ( № 10 2005)

Евгений неторопливо сел — диванная пружина, молчавшая до этого, робко скрипнула. Он спустил ноги на пол, сунул их в ботинки, подмяв задники, и, не одеваясь, хотя в комнате было прохладно, не накинув даже рубашку на свои рельефные, твердые мускулы, переместился на табуретку. Ту, с которой полчаса назад поднялась Марина.

Голышом все-таки зябко. Вернулся к сброшенной одежде, выудил сатиновые трусы и натянул их. Не красуясь, но и не скрываясь. Чувствовал — следит... Приязненно. Понимая и принимая...

...Я любовь узнаю по жиле, всего тела вдоль... Стонущей...

Металлическая чашка нагрелась, долго держать ее в руках было больно, но он вытерпел — не поменял ее, Маринину, на удобный стакан в подстаканнике, а осторожно, не касаясь горячих краев губами, влил в себя глоток чаю.

Думать ему не мешали.

Обычно он сразу раздваивался: душа как бы сверху наблюдала за клубком из двух тел, одно из которых — его. Без телесной радости почти никогда не оставался. Сказывалось умение выбирать и раскрывать партнерш. Но только что было по-другому: он не отделялся... Он оживал, как оживает янтарь на женской груди...

С наскоку прорваться к пониманию, к словами выговариваемой ясности не получилось. Оставим на потом... Дар этот — новое, пронзительное ощущение — у него теперь не отнять...

— “Тишина, ты — лучшее...” — напомнила Марина именно в тот момент, когда невидимая, но осязаемая связь между ними стала истончаться. — Молчать рядом, молчать вместе — это больше, чем говорить... Как это иногда надо, чтобы кто-то рядом молчал! Поэтому люблю горы! Гордые горы... А волны всегда подлизываются... Горы — благодарны. Ты любишь ходить? — вдруг спросила она, закуривая очередную папиросу. Опять не дождалась мужской помощи.

Евгений как раз поднес чашку к губам, поэтому не поспешил с ответом, а спокойно сделал очередной глоток. Взгляд Марины скользнул по его голым, крепким икрам.

— Конечно, любишь. — Она резко встала со своего стула и, выходя из комнаты, обронила: — Для меня в жизни прежде всего работа и семья. Все остальное — от избытка сил. По линии животных удовольствий я просто бездарь. В уборную хочешь? Налево по коридору.

Ого... Вопрос по существу.

Он хотел.

Боже, почему тут так грязно? Дернув ржавую проволоку, которая свисала с треснутого, подтекающего бачка, он сделал усилие над собой, чтобы смыть из памяти этот запах и этот срач — такое привязывается и потом долго живешь внутри запоминающейся картинки.

Забил ее, подумав о Марине.

Выпроваживает?

Почему?

Не хочет, чтобы он пересекся с ее сыном?