Новый Мир ( № 10 2005)

И тот же Левицкий убедительно оспаривает его правоту в известном споре об авторстве Шолохова: “Если Крюков такой сильный писатель, каким предстает автор „Тихого Дона”, то отчего же другие его вещи не несут на себе следов этой силы? Тут налицо двойной подход. В одном случае, когда речь о Шолохове, разность художественных потенциалов его книг служит фундаментом грозной инвективы против него. В другом же случае, когда дело касается Федора Крюкова, разность потенциалов даже во внимание не принимается”.

В свое время Гладков побуждал Левицкого взяться за писание истории “Нового мира”, однако тот считал, что “слишком погружен в события, связанные с журналом”, — “а надо бы чуть в сторонку отойти”.

Как бы то ни было, его свидетельства о происходившем тогда весьма существенны. Это доносящийся из редакционного “организма”, отнюдь не исчерпывавшегося руководящими фигурами “первого плана”, поистине “репортаж с петлей на шее”, когда крамольное детище Твардовского душили всеми силами. Не делавший из этого журнала “икону”, видевший его “скрытую от чужих глаз внутреннюю жизнь... борьбу самолюбий, интересов, целей”, автор при этом твердо убежден, что “это — не лучший, а единственный журнал, который знает, чего он хочет, и проводит свою линию с неслыханной для наших условий последовательностью”.

В дневнике зафиксированы и неуклонно возраставшее давление на Твардовского, и всевозможные нападки и инсинуации (так, министр культуры Демичев, “будучи в Софии... жаловался, что до сих пор не знает, за советскую власть Твардовский или против”, и т. п.). “На пленуме Цека опять топтали „Новый мир”... Дела нашего журнала плохи... Журнал наш дышит на ладан”, — то и дело читаешь в дневнике. Печальный итог известен.

В дневнике запечатлен и возникший после этого разлад — “настоящая война” между некоторыми из бывших руководителей журнала, рьяно настаивавшими на поголовном демонстративном уходе всех сотрудников, и теми, кто продолжал работать в редакции — по прямому настоянию партийных инстанций, как члены редколлегии Ефим Дорош и Александр Марьямов, или — по житейской необходимости. Оставшиеся к тому же старались довести до печати многие ранее принятые произведения, и это, разумеется, было в реальных интересах читателей и подписчиков, в течение долгих лет служивших несомненной опорой и многотысячной “группой поддержки” любимого журнала.