Новый Мир ( № 10 2007)

Ну, вот к примеру. Описывая появление на ялтинском пляже (во время лениво-мечтательной филологической беседы о блеске заграничных изданий) юного друга Уперса — Дениса, Пурин восклицает: “Чего стоят все пропеллеры славы, весь глянцево-гладкий папир, весь прочный клей, если ты сжимал эти дивные ребра, закругляющиеся в смуглую тесноту безумия, если ты видел эти золотые глаза в пугающем приближении, если обнимали тебя эти руки, а эти губы позволяли тебе их целовать, если твои уста спускались по золотистому ворсу — вниз, вниз, проходя все стадии одурманивания вдоль этого повсеместно дышащего сечения — туда, где всё темнело, густело, меркло… Ерунда — Проффер!

Это был юноша лет девятнадцати, молодой ангел лет двадцати”.

И рассказ о том, как произошло знакомство с Николаем Леопольдовичем Уперсом (при желании в этом имени можно увидеть анаграмму имени Алексея Арнольдовича Пурина), отрывок которого я только что привела, и забавная полемика с Кобриным, пародирующая ученую дотошность, втягивают читателя в затеянную игру, так что фигура Публикатора, привлекая к себе внимание юмором и лирической влагой, вытесняет интерес к персонажу по имени Уперс. Об авторе не пишут в таком тоне: “Увы, специфика Уперсова сочинения такова, что о сочинителе благообразней было б вообще забыть — умер, дескать, так умер, а само сочинение его не печатать”.

Можно было бы включиться в игру и приумножить количество “уперсологов”, но не хочется валять ваньку — пуще запутывать и забавлять читателя, хотя текст двух прозаических отрывков (предисловия и послесловия, идущих одно за другим) действует завораживающе, и рецензенту порой трудно отделаться от его игровой прелести, ощущая в своей стилевой манере невольные танцевальные па. Постараемся, однако, выровнять дыхание, сообразуясь с приличествующим жанру сюжетом.

Алексей Пурин называет себя стихотворцем. Поэт — звучит слишком широковещательно, а Пурин боится высокопарности (и правильно делает). Между тем стихотворец — человек, пишущий стихи, то есть слагающий речь в столбики по определенным правилам, а поэт — тот, кто в этих столбиках заявляет о своей индивидуальности, кто обладает особым — поэтическим — складом души и владеет речью в такой мере, чтобы этот склад выразить. То, что Пурин — поэт, и большой поэт, по-настоящему раскрывается в его замечательной мистификации “Апокрифы Феогнида”. Сочинение Пурина — двойная мистификация, состоящая из стихов, стилизованных под античность (стихотворная “Лолита”2), и прозы, тоже в набоковском духе.