Противоречие между верой и творчеством, столь по-разному разрешаемое разными людьми, имело свой особый путь решения и у Круглова. Сам поэт пишет в предисловии к «Переписчику»: «Поэзия, культура вообще, как порой утверждается, мешает спасению души, и Христос призывает оставить „все это” как ненужное, уйдя из грешного мира…» Но: «Много времени и сил мне понадобилось, чтобы понять простые вещи. В частности, что слова „спасение души” — неверные, ведь у человека есть не только душа, но и тело, и вся его жизнь, которые Господь пришел как раз не уничтожить, но освятить и преобразить. Мир, конечно, поражен злом — но это больной, которого надо не убивать, а лечить. И средствами культуры (само слово — от „культ”), и поэзии в том числе». И далее: «Итак, стихи — вернулись и пишутся; опыт священника влился в них и придал новые смыслы, новое звучание — а насколько новое, насколько важное, об этом пусть судят читатели».
В этих признаниях автора в сжатом виде содержатся важнейшие для понимания новой поэзии Круглова моменты: и понимание мира, и необходимость лечения; и отказ от противопоставления «души» и «тела» (а в пределе — «горнего» и «дольнего»); и понимание творчества и веры как со-путствующих, а не противопоставленных позиций, утверждение принципиальной родственности культа и культуры; и особый опыт стихотворчества, совершаемого именно священником, со всеми привходящими обстоятельствами…
Этот концептуальный ряд, своего рода credo, позитивная программа Круглова, не ставит его, однако, в ряд идеологов от благолепия. Напротив, очень важное его стихотворение «Из жития литературных новомучеников российских» наполнено весьма жестким описанием палаческой деятельности насаждающих «духовность» новоявленных прокрустов:
Русская словесность вгляделась
В бледносоевое постное лицо
И, охнув, в обморок осела было:
Эти глаза без зрачков!.. — но куда там:
Двумя, тремя профессиональными движеньями
Быстро привел в чувство, начал
Строгать железами, применять и иные подходы.
Хлынула кровь-рябина.
Пушкина, конька-горбунка пристегнув ему наручниками за ногу,
Намертво к копченой доске гвоздями прибил за нимб латунный,
Блока пустил на карачках ползти, подрезав
Ахиллесовы сухожилья, в уши воткнув
Свечечки да вербочки,
Есенину отпилил инонию по локоть,
Набокова с Кузминым
Вспорол, выпотрошил, валетом
Уложив, сшил по живому бычьей жилой,
Мандельштаму и Пастернаку крайнюю плоть
Тщательно наварил газоэлектросваркой,
Подвел провода, пустил ток, заставил
Чехова, радостно смеясь, петь акафист.
Сколько, сколько работы!...