Новый Мир ( № 10 2012)

Пелевин, конечно, прихватывает кое-что и из своего личного погреба, или, если угодно, из своего виноградника. Центральный образ нового романа: cinews — «киновости», — из которого произрастает весь монструозный симбиоз верхнего и нижнего враждующих социумов, — смонтирован по тому же рецепту, что и «оранус» в «Generation „П”», единый пищеварительно-выделительный тракт общества потребления, стимулируемого рекламой. А в живописании мира нижнего, земного Пелевин вообще вернулся к политической символике «Омона Ра»: Оркланд-Уркаганат с его «нищими озерами, обанкротившимися реками и некредитоспособными кокосовыми рощами», с деградированной военной «техникой» на колесном ходу, вручную подталкиваемой солдатами, с его всегда успешными боевыми учениями, где добры молодцы, которым уготована скорая гибель, играючи одолевают деревянных чурбанов, — как все это напоминает показанную в первом романе Пелевина советскую «страну чудовищного дизайна и фантастической неэффективности». Эту свою весьма точную формулировку Полотовский и Козак сопровождают замечанием: «В любом случае „Омон Ра” имеет дело с отжившей исторической ситуацией». Ох, как бы не так! То, что нынче Пелевин фактически вернулся к своей ранней антиутопии с советской топографией, — дурной для нас признак: ведь как-никак за ним числится не одно пророческое попадание…

А если уж продолжить поиски позаимствованного, как не заметить, что Пелевин втягивает в себя и пускает в глубокую переработку любой информационный сор. Он, словно его электронная красотка Кая, подключен к актуальному информационному полю, не знающему границ. То приспособит к делу телевизионные «три минуты славы», то лукаво кивнет в сторону «Асана» Владимира Маканина («снять штаны и показывать им [врагам] поганое место» — воображаемый солдатский прием, за который Маканину так досталось от «чеченцев»-ветеранов, переадресован оркскому воинству). Непонятно, когда и как наш затворник поспевает за этим летучим прахом.