Новый Мир ( № 10 2013)

В этом отношении очень показательно, что в классическом для XIX века тексте — «Джен Эйр» — сумасшедшая жена героя однозначно оценивается как «злая, плохая», как проклятие, а когда сам герой превращается в инвалида физического, то пробуждает у автора и других персонажей только сочувствие — физическая и психическая болезнь оцениваются как явления совершенно разного порядка.

Да, геноцид психически больных был даже в ХХ веке, и Томас Сас пишет о том, что даже само понятие «психически больной» — проявление дискриминации, существующее и в наши дни. Но все-таки именно в ХХ веке, благодаря открытиям психоанализа и гуманистической психиатрии, в отклонениях от психической нормы перестали видеть мету дьявола, прирожденное злонравие.

Мадлен — исследователь-постмодернист, ориентирующийся на Ролана Барта. Но не в профессиональном, а в личностном плане она во многом остается в рамках классической культуры, и загадка ее матримониального сюжета, которая остается неразгаданной до самого финала, в том, сможет ли она выйти за эти рамки в отношениях со своим любимым, разграничить концепты «безумия» и «вины».

 

Антония Байетт. Детская книга. Роман. Перевод с английского Татьяны Боровиковой. М., «ЭКСМО», 2012, 832 стр. («Интеллектуальный бестселлер»)

Еще один текст, прикидывающийся неспешным старомодным семейным романом. Конец XIX века, последние годы викторианства. Старая добрая Англия с ее диккенсовской эксцентрично-дурашливой добротностью золотится, тронутая прерафаэлитским налетом. В центре всего этого — счастливая безмятежная семья Уэллвуд: преуспевающий делец и землевладелец Хамфри; его жена Олив, писательница-сказочница; сестра Олив Виолетта, хлопотунья, всеобщая утешительница и нянька, и многочисленные дети. И все это — в окружении прекрасных и талантливых друзей: художников, поэтов, музыкантов.

Разумеется, идиллия оказывается вовсе не идиллией, и под зеленой травкой английского газона история уходит буквально вглубь, также, как и сказки Олив, как и сама она, — дитя подземелья, девочка из бедной шахтерской семьи. В мрачных ветвящихся коридорах рождается новая мифология, местами античная, местами густо замешанная на не вполне еще прочитанном и даже написанном — дело-то происходит до Толкиена — европейском эпосе. И непонятно, кто они, Олив и Виолетта — новые Прокна и Филомела или плодоносные, ветвящиеся, а еще больше — коренящиеся, хтонические богини, и каждая из них — жизнь и смерть одновременно.