Новый Мир ( № 11 2004)

“Годори” — текст скорее усложненный, чем сложный. Многоуровневый, противоречивый — и художественно, и идейно, — но тем не менее соотносящийся с сегодняшней реальностью. С жестким рациональным каркасом постоянно взаимодействует, разрушая его, сумма точных, хотя и частных интуиций-прозрений. На стороне последних и переводчик, который с присущим ему артистизмом справляется с таким противоречивым и усложненным текстом. Иногда возникает ощущение, что и писался этот роман по-русски. Возможно, оттого, что уже слишком много общего у русских с грузинами — и хорошего, и плохого. Но именно этот груз прошлого и не дает расстаться окончательно. Сможет ли Грузия, “прошлого не любя, уйти к другому”?

Можно сказать, что “Годори” — это роман обломков. На развалинах империи бессмысленно предаваться стенаниям, искать подлинных виновников и козлов отпущения, в ярости доламывая то, что еще уцелело. Надо убирать мусор и надежно хоронить своих покойников. Стоит напомнить, что в современную эпоху именно грузины первыми начали извлекать покойников из могил. Для жизни необходимо забвение. Ибо ничего нового в ней не происходит. Если бы человечество помнило все безумства, им совершенные, оно давно бы вымерло. Только забвение дает иллюзию новизны и движения. В сущности, определение меры памяти — постоянное и ответственное занятие интеллигенции.

Валерий ЛИПНЕВИЧ.

Орфей, Эвридика и смерть

Алексей Пурин. Неразгаданный рай. Книга стихов. СПб., 2004, 44 стр. (Альманах “Urbi”, выпуск 44).

Если книги предназначались знатным лицам, то оне исключительно писались на пергаменте. Переплеты в Ватикане и Урбино были краснаго бархата с серебряною оправою.

Якоб Бурхардт.

"Неразгаданный рай” — седьмая поэтическая книга Алексея Пурина. Писать в прозе о стихах в общем-то бесполезно, если не вовсе бессмысленно. Даже чисто лингвистические соображения подсказывают, что проза — это искусство высказывания, то есть фразы, а поэзия — искусствослова,не связанного с обиходной риторикой. Слово — Бог, а вот риторика — дело книжников и фарисеев. Поэзия, в таком случае, — не только “Бог в святых мечтах земли”, но и слово о словах, и это хорошо видно на примере Мандельштама и Вагинова.

Поэзия Пурина — при всей его близости и к Вагинову, и к Мандельштаму (не говоря уже о Кузмине) — другое дело. Это поэзия визуальных образов, ставших словами, не утратив при этом своей весомости и, кажется, даже материальной плотности.

Не из кобальта, золота, хрома

создан мощно изогнутый щит;

он — плева, за которой — плерома: