Несоответствие с историческими фактами здесь налицо, однако позволительно предположить, что образ Володина сложился в творческом сознании автора еще в годы его пребывания в марфинской шарашке, то есть в условиях резко ограниченной осведомленности. Во всяком случае, весьма маловероятно, чтобы населяющие шарашку зэки были в курсе испытательного взрыва атомной бомбы. В романе никаких признаков такого знания нет, как нет их и в воспоминаниях Копелева. Вполне характерно, например, что ни Глеб Нержин (очевидный alter ego автора), ни Лев Рубин в споре о советской шпионской операции (глава 47) не обнаруживают никакого знания о ядерном взрыве. По Нержину, советские власти, затеявшие эту шпионскую акцию, — “воры”, которые “крадут секрет атомной бомбы”. Напрашивается мысль, что в романе доминирует “зэковская картина мира” и что именно поэтому советскому дипломату Иннокентию Володину приписана степень знания “атомного вопроса”, равная той, которой располагали в это время насельники шарашки.
Алексей Климов.
США.
"Один парадокс восприятия..."; И. Б. Роднянская. О "морализме" В. Набокова
“ОДИН ПАРАДОКС ВОСПРИЯТИЯ…”
Уважаемый г-н Елисеев!
Прочитал Вашу замечательную рецензию (“Прогулки с Пастернаком” — “Новый мир”, 2006, № 4) на книгу Д. Быкова “Борис Пастернак” (М., “Молодая гвардия”, “ЖЗЛ”). Существо рецензируемой книги, а также ее вездесущий автор, о котором нынче говорят даже ленивые, меня в настоящий момент не интересуют. Гораздо более любопытными представляются некоторые Ваши собственные пассажи, например вот этот: “Здесь есть один парадокс восприятия. На мой взгляд, успех „Лолиты” человечнее успеха „Живаго” и „Тихого Дона””. “„Лолита” — книга куда более нравственная, чем два романа двух нобелевских лауреатов. „Так