Новый Мир ( № 11 2012)

Здесь все было вполне наглядно и удобно: слоги, прописи, картинки и некоторое количество прозы-поэзии, — как классической, так и на первый взгляд анонимной. Доложу вам, что иные стихи в этом букваре звучат сегодня как-то угрюмо-комично. Например, предлагая заучить «три десятка с лишком букв», кои должны стать «ключами ко всем хорошим книжкам», маленькому читателю за это пообещали оказаться однажды «и на морях и на седых вершинах»:  

 

Найдешь ты храбрости пример

В своей любимой книжке.

Увидишь весь СССР,

Всю Землю с этой вышки.

 

Тебе чудесные края

Откроет путь от «А» до «Я».

 

Разумеется, советскому малышу было невдомек, что границы предполагаемых краев — суть пограничные вышки по контуру одной шестой. И не более того.

Некоторым буквам здесь были посвящены отдельные стихотворения. Вот на 107-й странице, ближе, как говорится, к концу алфавита, сообщалось:

 

Букв немало мы узнали,

Добрались до буквыЦ.

Есть слова, гдеЦ— в начале,

Есть слова, гдеЦ— в конце[19].

 

Ну просто трататец какой-то, как говаривал мой школьный учитель по труду.

В предыдущих изданиях (перестроечный букварь вышел под «общей литературной редакцией академика АПН С. В. Михалкова») ностальгическая для многих книжка заканчивалась довольно милым стихотворением не то С. Прокофьевой, не то Г. Сапгира:

 

…И дорогому букварю я говорю:

— Благодарю!

Ты книга первая моя! 

Теперь читать умею я!

На свете много книжек есть, 

Все книжки я могу прочесть[20].

 

Ну не все, конечно. До «всех» надо было некоторое время еще подождать.

 

Слова «букварь» и «азбука» (в значении учебного пособия для обучения грамоте) — синонимичны. Но вот с какого момента азбука начала становиться искусством, частью детской литературы, и прежде всего — поэзии, в какие стороны она развивалась?

Увы, даже авторитетное издание 1974 года — «От азбуки Ивана Федорова до современного букваря: (1574 — 1974)»[21]не дает четкого ответа на этот вопрос.

И все-таки: в какой же моментметодологическоепобраталось спрекрасным?