— Вот записон в ответ получил. — Андрюха даже полез в карман, но нужно было как раз поворачивать, и он снова схватился за руль. — Вместо “спасибо” наоборот: тах друзья, мол, не поступают. По правилам передача может быть до двадцати пяти килохраммов, а ты, дескать, Дрон, расщедрился аж на пятнадцать. — Записку он процитировал елейным голоском, затем опять перешел на досадливые восклицания: — А он смотрел, што я ему туда поналбожил?! Две банхи икры хотя бы!.. Маслины, штоб стручок ехо не завял, бананы, колбаса самая лучшая, за сто семьдесят... Х-хаденыш неблаходарный!.. И вот, — досадливый тон сменился каким-то недоуменным, — снова везу... Ну, в этот раз ровно двадцать пять, зато уж — махароны, соевая тушенка, рис, хорох, печенье овсяное. Пускай пожирует!..
Все эти нервничанья Андрюхи, Володьки, соседа Сергея Андреевича, который, правда, нервничал о глобальном — по поводу олигархов, чеченских заложников, разбившегося вертолета с семнадцатью спортсменами-парашютистами; да, все эти нервные монологи, и моя личная проблема вдобавок, порядком поднадоели, — я перебил Андрюху громким протяжным вздохом.
— Чехо ты-то?.. — Но он недоспросил, усмехнулся: — Уже принял на хрудь с утреца. Везе-от!
— Да пива бокал...
— Ладно хнать! Волю почуял без хозяина?
— Да я и при нем не особо...
— Фу! — Андрюха то ли шутя, то ли всерьез сморщился, помахал рукой. — Воняет, как из “Жихулей”... Помнишь, кхстати, пивбар “Жихули” на Хрибоедова?
— Не довелось побывать.
— Клевое место было. И дешевое боле-мене, и не совсем хадюшник. Попили мы там с Вэлом конхретно... Эт потом ведь всякие там “Клео”, “Планетарии” появились, а тохда мало мест было достойных...
Литейный проспект неожиданно, как-то даже пугающе резко кончился, и Андрюхина “девятка” выскочила на мост. У меня аж дух захватило от открывшейся широты, голубой чистоты простора вокруг... К таким мгновенным переходам от скученности, вечного сумрака к обилию солнца и воздуха я не мог привыкнуть, они всегда меня ошеломляли — и в лесу, когда чащоба вдруг обрывается и оказываешься на краю бескрайнего (в тот момент уверен, что действительно бескрайнего) поля, и вот здесь, в Питере, где можно два часа бродить по темным каменным колодцам-дворам, мертвым переулочкам и, сделав шаг, будто очутиться в другом мире — на площади Ломоносова, например, или в Таврическом саду, или на берегу, в том самом месте, где Нева распадается на три рукава, заодно раздвигая и город... И такие контрасты необходимы, иначе заблудишься, задохнешься, заплесневеешь совсем...