Новый Мир ( № 12 2003)

Вальтер Кауфман.Из книги “Ницше: философ, психолог, антихрист”. Вступительная заметка и перевод Г. Ноткина. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2003, № 8.

Выпущенная более чем полвека тому назад,четыреждыизданная в США монография, свободная от сладких мифологических декораций, доехала наконец и до нас.

Книги, о которых спорят.— “Вопросы литературы”, 2003, № 4, июль — август.

КритикИ. Шайтановпредваряет заметкой “ПроектPelevin” (“не будет Пелевина, кто-то другой явится в его роли”) апологетическую статьюЕ. Прониной“Фрактальная логика Виктора Пелевина” и рассудительно-скептическое эссеМ. Свердлова “Технология писательской власти. (О двух последних романах В. Пелевина)”.

М. Свердлов:“Мы видим: Пелевин, „развлекая, поучает” — игра слов предписана читателю какстиль мышления, стиль общения, стиль жизни. Научившись у Пелевина острить и каламбурить, желающий получает возможность с блеском говорить, когда ему нечего сказать, и, не имея ничего за душой, стать душой общества. Под руководством писателя можно освоить новый жаргон, а затем сбиться в группы и перекликаться друг с другом: „Мы одной крови, ты и я”. В конце концов, на тех, кто сподобился, падает отсвет писательской власти и неуязвимости: игра слов дает им ощущение обладания словами и свободы от того, что эти слова означают”.

Александр Кузнецов-Тулянин.Язычник. Этнографический роман. — “Дружба народов”, 2003, № 9.

Сумрачная, неудобная,кряжистаявещь. Читая, вспоминал похожие ощущения от “Мы обживаем землю” Владимира Максимова. Столько же безнадежной силы.

Автору сорок лет, живет в Туле, лауреат премии имени Андрея Платонова.

Т. Л. Лабутина.Была ли Екатерина II англофилом? (К вопросу о “вестернизации” политической элиты России). — “Вопросы истории”, 2003, № 9.

Нет, скорее — “франкофилом”.

Лазарь Лазарев.Записки пожилого человека. — “Знамя”, 2003, № 7.

“Очень дурно [кинорежиссер и сценарист] Арнштам говорил о Шелепине (он тогда, в войну, работая над фильмом, с ним встречался) как о человеке, который несет немалую ответственность за то, что „цвет московский молодежи” (эти его слова я точно запомнил) угробили без всякого смысла и пользы: там, куда забрасывали группы, в одну из которых входила Зоя [Космодемьянская], — сто километров от Москвы, — условий для партизанской войны не было никаких, они были обречены.

С еще большим негодованием говорил он о матери Зои: она снимала пенки с гибели дочери, она славы ради вытолкнула в добровольцы младшего брата Зои, он по возрасту еще не должен был призываться, и мальчишка погиб.