“Есть факты очевидные, но совершенно невероятные для неискушенного читателя. Например, когда я говорю знакомым, что Герасим утопил Муму не в мутной, зловонной речушке в Тмутаракани, а в центре нынешней столицы, в Москве-реке, рядом с Крымским мостом, — мне не верят. Удивляются. Хлопают глазами. Там же имение было... барыня... Связать Москву, пусть и XIX в., с барским имением современное сознание не может. Его „глючит”, как сломанный компьютер. Еще сильнее начинает „глючить” современное сознание, когда говоришь, что Муму была собакой породистой и охотничьей. Как? Дело доходит до смешного. Член высокопоставленной правительственной комиссии по решению вопроса о едином государственном экзамене в интервью возмущается. „Это ж надо! — говорит он. — Какие глупые вопросы школьникам задают! Какой породы была Муму? Три ответа: дворняга, овчарка, спаниель. Дык дураку ж понятно, что дворняга!” Высокопоставленному члену невдомек, что вопрос этот как раз сложный, „на засыпку”. У Тургенева сказано: собака „испанской породы”. Школьнику еще надо перевести это на испанский язык, вот и получится
Муму считают дворняжкой, во-первых, по ассоциации с
Сэмюэл Беккет.
Успокоительное. Из незаконченного. Довольно. Рассказы. Перевод Петра Молчанова. — “Литературная учеба”, 2004, № 4, июль — август.Впервые по-русски. См. также:
Сэмюэл Беккет,“Первая любовь” (перевод Петра Молчанова) — “Союз Писателей”, Харьков, 2002, № 1 (4)Лев Бердников. Сиятельный казнокрад, или Цена щегольства (культурно-исторический феномен щегольства в Петровскую эпоху). — “Новый Журнал”, Нью-Йорк, 2004, № 236
“Речь пойдет здесь о князе Матвее Петровиче Гагарине (1659 — 1721), отличавшемся чрезмерной роскошью быта (впрочем, часто граничившей с безвкусицей), которую он выставлял напоказ. В щегольстве его было что-то — нет, не европейское, а скорее азиатское, гарун-аль-рашидовское, приправленное поистине российским размахом”.
Владимир Березин.
Территория Куваева. — “Книжное обозрение”, 2004, № 33, 16 августа“Для того, чтобы стать забытым, у писателя Олега Куваева было много шансов. Во-первых, он писал давно — в прошлом мире Советской власти, во-вторых, он писал о реликтовом отношении к работе, и, наконец, слишком сильно известно имя его полного тезки — изобретателя жидконогой Масяни. Другое дело, что те, кто ощутил необщую силу его прозы в семидесятые, уже не забудут ее никогда”.