Новый Мир ( № 12 2008)

Старухи на табуретке не было, не было и табуретки, солнце косыми лучами освещало грибок и песочницу, и там, у песочницы, сидела женщина. Он, ослепленный ярким светом, почувствовал, как сердце с размаха ударило в грудную клетку, но потом он увидел клетчатый грязный чемодан у ног.

— Инна, — сказал он.

Она повернула к нему лицо, оно было сосредоточенным и отстраненным.

— Как вы? — Он подошел и сел рядом с ней и вдруг ощутил ее тоску, и усталость, и тихое, покорное отчаяние.

— Он не вспомнил, — сказала она. — Он меня не узнал.

— Инна…

— Не захотел, — повторила она безжизненно. — Этот, с песьей головой… судья… был прав, это он от меня бежал, я его… слишком любила, а это... сейчас он не хочет… даже вспоминать.

Она всхлипнула и утерла нос рукой.

— Ему так лучше, — сказал он неуверенно.

— Не знаю. — Она покачала головой. — Я даже не могу поговорить с ним, он просто… А вы как? Нашли свою? Ее Рита зовут, да?

— Да, Рита, — сказал он. — Нашел. То есть…

— Что-то не так?

— Все не так, — сказал он. — Инна, понимаете, Инна, мы не отсюда. То есть мы уже не понимаем их. А они — нас. Что они тут делают? Зачем? Откуда нам знать? Они меняются, Инна. И мы меняемся. Ну вот. Все.

Он помолчал. Как хорошо, что она рядом, подумал он, я бы сошел с ума, если бы сидел тут один.

— Мы меняемся, — сказала она печально. — Они — нет.

Может быть, подумал он, но тогда… Что-то же делается с ними. Или… мы просто видим то, что раньше было скрыто от нашего пристрастного взгляда?

— Видак, — сказал он.

— Что?

— Видак, я привез его из Японии. И фильмы, такие, знаете... Ну, если коротко, порнофильмы. За это сажают, но кто бы тронул дочку Панаева? Ее мужа? И мы… собирали друзей, покупали выпивку… это было, ну, весело, мы были молодые и веселые и в грош не ставили всякие... ну, в общем, весело, и я вышел провожать Калязиных, поймать им машину,

а она осталась и еще один человек. Мой приятель, однокурсник. И когда я вернулся…

— Понятно, — сказала Инна.

— Я думал, это из-за... ну, мы все смотрели, когда смотришь, то… Никогда не напоминал ей. Больше.

— Вы же любите ее? — спросила Инна строго.

— Инна, я не знаю. Боже мой, как я ее любил, как тосковал, когда… когда ее не стало! А теперь я думаю — кого я помнил? Как бы не совсем ее, ее другую, не знаю, как сказать. Мне казалось, я помню все, даже это, но ведь… Память подчищает за людьми, Инна.

— Она же вас узнала! Это такое счастье, такая редкость.

— Наверное, — сказал он устало.

— Просто примите ее такой, какая есть, и все. Уведите отсюда. А там, за Рекой, все можно начать сначала.