Новый Мир ( № 12 2008)

Однако до освобождения оставалось два долгих года. Два невыносимо долгих года, беспрерывно капающих на выстриженное темя расплавленным оловом секунд. Через месяц, когда стало совсем невмоготу дожидаться вожделенной встречи с Виолеттой Ставинской, Серега совершил побег.

— Что, так вот запросто взял и убежал? — спросил я недоверчиво.

— А то! — воскликнул Серега, оскорбившись. — Я всю зону в кулаке держал! Все передо мной на цирлах ходили! Так что это для меня не проблема была.

Добравшись до Чебоксар, Серега взял аванс в общаке и привел себя в надлежащий вид. Попарился. Справил костюмчик, прикупил финские ботинки и американский галстук. И, узнав адрес Виолетты Ставинской, хлопнул для куражу стакан и явился к ней с громадной корзиной чайных роз, тремя бутылками шампанского и пышным, как, по-видимому, бюст артистки филармонии, тортом. Дама была сражена наповал, в связи с чем Серега отнес ее истекающее женским соком тело в постель.

— Ночь была с ливнями и трава в росе… — пропел он мечтательно, достав из-под скамейки початую бутылку из-под фанты с какой-то бесцветной жидкостью, и сделал два зычных глотка. — А потом был мрак!

Он передал мне бутылку, и я отхлебнул. Гадость была запредельная. Однако тут же по жилам разлилось какое-то дивное — навевающее сладкую полудрему — тепло.

— В общем, когда она уснула, я пошел водички попить, — продолжил Серега, опершись подбородком на палку и вглядываясь в какую-то немыслимую временную даль. — Попил, а потом решил посмотреть, богато ли живет Виолетта Ставинская или, может быть, из последних сил концы с концами сводит. На кухне стояли два холодильника, что твои телефонные будки. И оба были забиты сырокопченой колбасой, балыками, ветчиной, икрой, черной и красной, шпротами, печенью трески, крабовыми палочками, ананасами и дынями. Зашел в одну комнату — их в квартире штук семь было — нашел брюлики и рыжевье. В другой комнате — два здоровенных шкафа с шубами, дубленками, кримпленовыми костюмами и джинсами.

В третьей — штук двадцать всяких хрюндиков и сони. А в четвертой, ну, ты не поверишь, в тайнике рядком лежат двадцать пачек башлей. И в каждой пачке по сто коричневых бумажек, и на каждой нарисован Ленин. Стало быть, в общей сумме двести кусков получается.

— Больше ста тысяч — это уже хищение в особо крупных называется, расстрельная статья, — сказал я.