Новый Мир ( № 12 2008)

И снова — скучноватый музейный минимализм, сводимый к традиционной функциональности, которой как бы нет (анфилада, где большие залы чередуются с маленькими, проходными, для графики — как в свое время было на третьем этаже Эрмитажа, у некоторых экспозиционных помещений есть отростки-аппендиксы с малыми формами), п-образные скамейки, на которых никто не сидит, — все как везде. Все как всегда. Обобщенный образ музея, просторного и одновременно категорически закрытого со всех сторон помещения без единого окна и с мощным нависающим потолком со сложно устроенной системой осветительных приборов и кондиционирования. Очень важно, что дорогие и добротные стройматериалы оставляют ощущение вечности, вечного покоя. Только что отстроенное внутри “Гаража” экспозиционное помещение с парой десятков залов (их 23), просторный и дышащий лабиринт, дом в доме, музей в музее, не кажется новостроем, словно бы оно давно тут стояло, стоит и стоять будет. Хотя ведь известно, что через месяц, после закрытия ретроспективы, “Альтернативную историю искусств” снесут (уже снесли) и она перестанет существовать. Останутся картины, но не стены, которые здесь важнее картин.

Нигде нет и следа торопливости доделок, нигде нет посторонних запахов недавней стройки, всех этих вырвиглаз расцветок и едких, вышибающих слезы и провоцирующих насморк наслоений в воздухе. Что тоже ведь является важной составляющей этой инсталляции, настоянной на кабаковском перфекционизме, позволяющем создать идеальные условия для воплощения фантазий в самом что ни на есть аутентичном виде.

Игра с аутентичностью и аутентизмом (оборачивающимся аутизмом) — один из важнейших смысловых пластов творчества Кабакова, неожиданным образом рифмующимся с темой мусора (главного порождения современной цивилизации): художнику важно симулировать аутентичность при возведении тотальных обманок, делать несуществующее “так, как там”, в неопределенном, но все еще длящемся прошедшем длительном.

Это позволяет многим говорить о ностальгии Кабакова по советским временам и по СССР. Де, уехавший в эмиграцию творец таким образом симулирует среду привычного обитания, по которой, в отсутствие доступа к березкам, зело тоскует.