Новый Мир ( № 12 2008)

Однако мизантропический облик четы Кабаковых, их поведение и установки, которые легко считываются, говорят о полной незаинтересованности в России. “Где я — там и Родина”. Потому “советское” для концептуалиста Кабакова — полая форма, наполненная его собственными личностными характеристиками, особенностями личной синдроматики. Кабаков и есть резервуар для пестования и возгонки страхов и опасений, разнонаправленных фобий, сплетающихся в узоры розы ветров. Тотальная инсталляция как удвоение жизненного пространства, целиком и полностью контролируемого художником, нечто противоположное бритве Оккама, нарочито искусственное, выморочное, избыточное, закрученное в такую барочную спираль, что Борхес отдыхает.

И только здесь, внутри этого искусственного катка для демонстрации неврозов, художник может чувствовать себя комфортно. И то только до той поры, пока экспозиция придумывается, создается и монтируется. Достигая одному ему понятного уровня законченности, Кабаков уступает место “розовому гною” (как он сам называет посетителей своих выставок).

На открытии его московских инвайронментов хорошо было видно, сколько муки доставляет Кабакову соседство с толпами заинтересованных в нем людей. Только большие деньги (экспозиция в “Гараже” и об этом тоже — теперь каждый может изнутри увидеть, как они выглядят, ОЧЕНЬ БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ) способны заставить мученика клаустрофобии и няньку своих глазастых, продуктивных страхов вылезти из наглухо задраенного люка “Наутилуса” (странно, что Кабаков до сих пор не создал объекта в виде подводной лодки; было бы логично).

“Альтернативная история искусств” представляет собой тройную ретроспективу трех выдуманных художником мастеров: построенный специально для выставки музей должен быть наполнен не важно (да, я утверждаю, что экспозиция менее важна, чем сами стены, которые могли бы быть и пустыми — как это уже было в инсталляции “Пустой музей”, показанной во Франкфурте в 1993 году) чем.

В этот раз музей заполнили для начала работами Шарля Розенталя (1898 — 1933), представляющего из себя типичного авангардиста-модерниста начала ХХ века, затем следует экспозиция Ильи Кабакова, однофамильца и двойника автора инсталляции (1933), и все заканчивается работами нашего современника Игоря Спивака (1970), родившегося и ныне проживающего (якобы проживающего) в Киеве. За трех художников Кабаков придумывает и осуществляет весь корпус работ, от мелкой графики и эскизов до монументальных опусов размерами в целую стену.