Новый Мир ( № 2 2000)

— А знаешь, кому пришла в голову эта идея? Догадайся! Дашенька Канищева... Она и рисунок нашла. — Галина Васильевна повернула сына к себе, крепко прижала ладони к его щекам и заговорила горячо, глядя в глаза почти в упор: — Даша любит тебя, Илюшенька! Любит так, как сегодня уже не любят! Всем сердцем, всей душой!

— Я коммунист, мама, — сказал Илья и попытался высвободиться, но ему это не удалось — мать сжимала его щеки так крепко, что глаза у Ильи сделались круглыми и смешными, а губы сложились в бантик.

— А разве коммунисты, разве настоящие коммунисты не любили? У Маркса была его Женни, у Ленина — Надежда Константиновна и Инесса Арманд. Коммунисты, Илюшенька, тоже люди! — Галина Васильевна вдруг задохнулась от переполнявших ее чувств и стала осыпать лицо Ильи — глаза, лоб, нос — громкими, крепкими поцелуями...

 

3

Печенкин сидел один в темном кинозале, смотрел “Бродягу”, лузгал семечки, выплевывал шелуху на пол, но лучше ему, похоже, не становилось, та счастливая отключка и не думала приходить. Внезапно что–то затрещало, пленка косо оборвалась, и экран стал белым. В зале зажегся свет. Владимир Иванович посидел неподвижно, повертел головой, прислушиваясь к тишине, обернулся, взглянул на окошечко киномеханика, вновь посмотрел на белый экран, после чего сунул в рот два сложенных колечком пальца и пронзительно, по–разбойничьи засвистел. Экран, однако, оставался белым и немым. Тогда Владимир Иванович затопотал по гулкому деревянному полу и завопил по–дурному:

— Сапожники! Кино давай!

Но там, наверху, все не слышали, и тогда Владимир Иванович поднялся и затопотал громче и заревел, вскидывая попеременно сжатые в кулаки руки, натурально заревел, как медведь.

И свет в зале погас, а на экране вновь возникло изображение. Печенкин облегченно выдохнул, сел в фанерное кресло, вытер вспотевший лоб и почувствовал, что отпустило... Но, всмотревшись в экран, вновь поднялся. Там была не Индия — не солнце, пальмы и песни, а грязь, холод и кровь, там была Россия. Урбанский рвал на себе гимнастерку и требовал, чтобы стреляли в грудь. Это был не “Бродяга” — это был “Коммунист”. Печенкин сразу все понял.

— Коммунист!! — яростно заорал он и побежал из зала.

 

4

В проекторской — как Мамай прошел. Видимо, Наиль искал нужную ему пленку: множество их, размотанных и перекрученных, лежали всюду большими змеиными клубками. Сам Наиль, пьяный как зюзя, сидел на яуфе, играл на гармошке и пел:

Талы, талы, талы бегелеп тора,

Талы, талы, талы бегелеп тора,

Тагын бер куресе килеп —

Узек эзелем тора 1.