— Да вон там, где лесок. Там болото дальше, там наш взвод стоит.
— Во, блин! А мне туда стрелять приказано. А дальше что, не знаешь?
— Не знаю. В Алхан-Кале чехи. А там вроде тихо пока.
— Ясно... Ну, до Алхан-Калы далековато, не добьет. У меня все-таки не саушки. Ясно. — Комбат повернулся к расчетам, произнес спокойным, остывшим голосом, уже без раздражения: — Отставить! Сворачиваемся.
Пока расчеты, недовольно ворча, зачехляли “васильки” и цепляли их к шишигам, комбат с пехотным лейтенантом закурили, разговорились. Артем тоже подошел к ним, прикурил у взводного, стал рядышком. Потек ленивый солдатский треп.
— А чего тут вчера было-то? — Комбат минометки сквозь струю дыма с прищуром посмотрел на взводного. — Говорят, тут комбат вчера отоварился. Не знаешь?
— Да, он хреначился тут. На чехов нарвался. Ездил как раз вот на это болото, его и обстреляли.
— А чего он туда потащился?
— А хрен его знает.
— Он нас менял, — сказал Артем, — мы с Ситниковым там с девяткой стояли, а он смену привел.
— Ну и чего было-то? Расскажи. — Минометчик заинтересованно глянул на Артема.
— Да чего... Постреляли немного и разъехались. Их разведка из села шла, на нас наткнулась. Сначала снайпер обстрелял, потом из минометов несколько раз вмазали.
— Убило кого-нибудь?
— Нет.
— Местных только, — сказал пехотный лейтенант. — Сегодня из села приходили, просили не стрелять, они их хоронить собирались. Восьмилетнюю девочку и старика. Как комбат хреначиться начал, они в подвал прятаться полезли, да не успели. Из КПВТ их завалили, — лейтенант, затягиваясь “Примой”, рассказывал об этом спокойно, как о том, что яичница на завтрак подгорела, — снаряд пробил стену дома и разорвался внутри. Девочку сразу убило, а старик в больнице умер. В Назрань его возили.
Артем молча смотрел на взводного, не отрывая глаз от его спокойного лица.
Щекам вдруг стало жарко.
Он вспомнил тот бой. Как пехота залегла на полянке за насыпью. И как из села вылетели две очереди и умолкли. И как он заорал: “Вон он, сука, в этом окне!”, хотя не был уверен, что там кто-то есть. Но лежать под огнем просто так было слишком страшно и слишком страшно было подниматься с земли и ждать выстрелов из села. И он заорал.
В том окне никого не было, это стало ясно после первых очередей. Чехи куснули и отскочили. Но комбат все же приказал бэтэрам расстрелять село. Потому что боялся и хотел купить свою жизнь жизнями других. И они охотно выполнили этот приказ. Потому что тоже боялись.