Итак, протагонист — обитатель “лучшего из миров”, того самого, подлунного, где осознаем себя и мы, зрители. Это позволяет осуществить чудо идентификации,
Вот что пишет, суммируя откровения немецкой киномысли, внимательный Михаил Ямпольский:
“Ранняя кинофеноменология позволяет нам с известным основанием предполагать существование двух областей смысла: одна из них действительно лежит в области языка. Она функционирует там, где разворачиваются некие „предложения” (не столько в лингвистическом, сколько в логическом понимании этого слова).
Эти „предложения” складываются из предикативных, причинно-следственных цепочек, которые прочитываются зрителем в фильме. Эти „предложения” могут быть вычленены в сфере наррации (Х был убит У, потому что У предал Х и т. д.), но и в сфере пространственной конструкции эпизодов (сохранение направления движения позволяет нам предположить, что Х прошел из коридора в комнату). Языковые коды обслуживают именно уровень этих „предложений” и формируют представления о неких причинах и следствиях, взаимодействующих в фильме. Вопрос о том, где находятся причины, следствия которых мы обнаруживаем в фильме, гораздо сложнее, чем это кажется на первый взгляд. Очевидно, что они находятся
Именно протагонист фильма Х отвечает за формирование “предложений”. Он соединяет “поверхностные”, беспричинные события в повествовательную цепочку. Точнее, руководствуясь “монтажными кодами”, эти предложения формирует тело зрителя, которое изоморфно телу протагониста. Именно в теле зрителя находятся “причины”, на которые намекает Ямпольский.
Дешифруя “случайный набор картинок”, зритель словно бы пишет и сшивает “предложения”