Новый Мир ( № 3 2003)

И в сторону: откроешь недавно изданный в серии “Современная библиотека для чтения” сборник “избранных эссе” известного Г. Шульпякова (“Персонаgrappa”, глава “Париж. Урок настоящего времени”) и читаешь с тоской, как он (род. в 1971), будучи студентом МГУ, одним из “перманентно поддатых юношей”, таскал в сумке книжку Солженицына. Зачем? Дабы поменять в “обменнике” на “действительно нужную книгу” (“пророчества же Александра Исаевича [мы] считали безвкусными прежде всего с эстетической точки зрения и не придавали им значения, о чем жалеть и по сей день не стоит”). А ведь небось и двух страниц не прочли, перманентные.

Ричард Уортман.Изобретение традиции в репрезентации российской монархии. Авторизованный перевод с английского М. Долбилова — “Новое литературное обозрение”, № 56 (2002, № 4).

“Изобретение традиции в России использовалось для поддержания мифа, который требовал впечатляющих обновлений и резких разрывов преемственности, чтобы утвердить образ недоступной и неотразимой власти. В этом контексте изобретенные традиции едва ли могли породить чувство единого исторического прошлого. Новые традиции ставили под сомнение старые и вели к разрушению ауры величия, прославлявшей императорскую власть. На взгляд критически настроенного Павла Милюкова, избыток традиций был равнозначен полному их отсутствию”. Семьдесят страниц отдал журнал теме репрезентации власти (“Символы и нарративы монархии”).

Станислав Фурта.Кто там идет? — “Литературная учеба”, 2002, № 5, сентябрь — октябрь.

“Ну почему, почему у вас все устроено с таким беспросветным идиотизмом? Мы там наверху тоже испытываем голод... По вам... И знаешь почему? В природе необходимо равновесие. Для его сохранения надо породу вашу периодически прореживать безвременными кончинами. Понял? Да оставь тебя в живых и забери мы вместо тебя бедолагу Дантеса, что бы ты еще мог натворить!..”

И т. д., и пр. Сие полотно представляет последние дни Пушкина, а в данном случае вы читали фрагмент монолога беса у постели раненого поэта. Причем монолог исходит то из дьявольского силуэта, то из припавшей к изголовью Гончаровой. Вроде как и через нее прет дьявольская чернуха. Впрочем, градус монструозной пошлятины у Фурты не везде одинаков. Ведь он хочет “как лучше”, душой, так сказать, болеет. Особенно неловко читать последнююисповедьПушкина перед Божественным причащением. Две с половиной страницы читательского стыда за Фурту.

Валерий Черешня.Стихи. — “Звезда”, 2002, № 11.

<...> И ты готов вобрать непредставимость воли,