Новый Мир ( № 3 2009)

Нас будут лечить, но безумие неизживаемо, оно присутствует в мире наравне со всем разумным, а пожалуй, и подавляет его своей массой, разноперостью, разрозненностью и вместе с тем — удивительной сплоченностью, плотностью, которой нет у разумного.

Шизофрения ее была уютной и домашней. Она читала газеты трехлетней давности и принимала на веру все, что в них пишут. Вырезала ножницами с зубчатой каемкой все рекомендации, которые только взбредало в голову публиковать. В больнице обходилась ногтями, но привычки не оставила.

“В посуде главное не форма, а содержание. Сейчас в продаже появилась цветная посуда из пластмассы китайского производства, в состав которой входит меламин. Содержание формальдегида в этих изделиях превышает норму в десятки раз, поэтому они не пригодны для пищевых продуктов”.

Это было прилажено слюной на двери кухни.

Клаптики с советами, указаниями, просьбами, сообщениями, вопросами, темами и проблемами она наклеивала повсюду, где, по ее сдвинутому разумению, они могли потребоваться — и принести наибольшую пользу. На полку перед телевизором, на стену перед диваном, на подоконник, на цветочный горшок. Так она маркировала мир. Так проявляло себя ее застарелое одиночество.

— Так, я вас сейчас сама всех выпишу! — Это в первой палате истерит сифилитичка.

— А меня врач спросил: как ты понимаешь пословицу “не все то золото, что блестит”…

Катерина действительно, похоже, слегка не в себе. Она в белом махровом халате, захваченном из дома, пришла по направлению из районной поликлиники, где ее уговорили подлечиться, освежиться процедурами.

— И знаешь, я нашла ответ вот в этой книге…

Она показывает “Пустыня в цвету”, на обложке в розовом сердечке — слиты в поцелуе слащаво красивые мужчина и женщина.

— Я думаю теперь, что нашему врачу Ягуповой тоже не помешало бы прочитать эту книгу…

Она немного “блажная”, точно.

— Мою полы в храмах. То в том вымою, то в другом. Потом стою как-то, и такое меня взяло отчаяние, такое горе — Господи, говорю, дай, говорю, мне силы! Неужели так и будет продолжаться моя горемычная жизнь? Денег нет, еды нет. Потом какой-то мужик подходит у храма — я нечаянно слышал, простите меня — и кошелек протягивает. Но я думаю, что я, дура, что ли, — нате вы ваш кошелек, а он повернулся и пошел. Ну я тогда в овраг зашла, за угол, и там бросила — мало ли что в том гаманке-то, вдруг полоний какой, только этого мне не хватало, или ворованное чье…