Чем Генка всегда был хорош — он не знал зависти. Он и сейчас засыпал меня восторгами по поводу “елегантности” моего решения и горестными восклицаниями, что мои таланты пропали втуне для несчастной России. А он на своем алгоритме нажил небольшое число, но именно миллионов. Сначала он спокойно брал трехдневные отпуска, чтобы проделать выкладки за пятнадцать минут, а потом его пригласили в отцы-основатели новой компании — в США это называется “startup”. Через три месяца выкупная цена компании удвоилась, через год удесятерилась, а через три Генка бросил работу и некоторое время наслаждался жизнью в двухэтажном доме с собственным теннисным кортом и бассейном, в свободное от наслаждений время катаясь на горных лыжах, и не выучился водить самолет лишь из-за упорного нежелания доверять показаниям приборов, а не собственным глазам.
“Как видишь, Лева, моя заслуга в этой истории незначительна, все, как всегда, решила удача. И меня бесит, что американцы свои успехи приписывают себе, а не случаю. Правда, и в неудачах винят только себя. В отличие от нас, и меня в том числе.
На этой волне я и женился, и подарил Алене роскошную жизнь, а потом все посыпалось — ампутация легкого, финансовый кризис… Алена показала себя героиней, бегает по урокам, дом сменили на меньший, но тоже не маленький, в принципе денег на прожитье хватило бы, но нужно хотя бы $200 000 сохранить на образование детям, здесь государственные школы ужасные”.
Это в Союзе мы с Генкой могли закончить самые захолустные заведения, а потом поступить на аристократический факультет — следовал панегирик советским школам.
Я ответил, что мы с ним — порождение народной аристократии, действовавшей в том числе и через школы, что мы выведены мичуринским методом — прививкой аристократизма к дичку. Не было бы аристократии, никакие школы бы не помогли. Но чтобы избежать дискуссии о достоинствах советских и американских школ, я поспешил задать вопрос, что случилось после обеда с консулом. Оказалось, Генку просто-таки силой удержал более опытный приятель-невозвращенец — попросил его документы и не вернул.
“— Скажи, чего ты ожидаешь в Софии?
Я отвечал, что хочу хоть раз ее увидеть, обнять ребеночка и объяснить ей, что я ошибся, что ничего не желаю больше, чем быть с ними.