Новый Мир ( № 4 2004)

“Чем либеральнее система — тем больше становится меньшинств. <…> чем больше развита страна, тем большим влиянием обладают меньшинства. Чем больше свобод и прав предоставляет гражданам государство — тем больше меньшинств образуется на его территории. <…> Неуловимо, мягкими шагами капитализм уходит в тень. Возможно, что уже в течение ближайших нескольких столетий или, кто знает, десятков лет он канет в небытие. Точно так же, как внутри феодального строя зарождался капитализм, внутри капиталистического строя зарождается новое общество, которому пока нет названия. Его социальные структуры видны уже сейчас. На место классового общества и наций идет общество прав человека и меньшинств”.

Слово прощания.Памяти Владимира Богомолова. — “Завтра”, 2004, № 2, 7 января.

“Скончался последний рыцарь советской военной прозы, последний рыцарь советского офицерства Владимир Осипович Богомолов — легендарный разведчик и не менее легендарный писатель. <…> Главной же своей книгой Владимир Богомолов считал „Момент истины”. Это его высочайшая художественная реабилитация военной разведки. <…> Он не кривил душой и в годы „перестройки”, он откровенно ненавидел ее. <…> Вечная память герою!” (Владимир Бондаренкои все сотрудники газеты “Завтра”).

См. также:Леонид Колпаков,“Сердца моего боль. Последний разговор с Владимиром Богомоловым” — “Литературная газета”, 2004, № 1, 14 — 20 января.

См. также:Николай Иванов,“В декабре две тысячи третьего…” — “Литературная Россия”, 2004, № 1, 16 января.

Александр Старостин. Шепот звезд. Роман. — “Москва”, 2003, № 12.

Занимательно — о советских летчиках-героях — в духе Анатолия Азольского.

Андрей Степанов.Чехов и постмодерн. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2003, № 11.

“Акунин с самого начала своей пьесы [„Чайка”] оказывается в одной парадигме с современным театром, испытывающим неимоверные трудности в постановке классики, которую следует переделать так, чтобы зритель не заскучал”.

“<…> литературные тексты „переводятся” на язык детектива. Другое дело, что это язык с довольно узким словарем и что при переводе любая черта гиперболизируется. Чистую гиперболу представляет и Треплев — маньяк, убийца животных. Это снова кажется невероятным, но ведь убил же он и у Чехова чайку — неизвестно зачем. И его пьеса при „переводе” в детектив получает гротескное, но неопровержимое прочтение: это мечта об уничтожении всего живого, и человек последовательный будет эту мечту осуществлять”.

См.:Борис Акунин,“Чайка” — “Новый мир”, 2000, № 4.