Новый Мир ( № 4 2009)

Жена посмотрела удивленно, но тут же снова ушла в компьютер.

Романчук привстал, сдерживаясь, вытащил из ее холодных пальцев тлеющий окурок и раздавил в пепельнице. Пепельница была переливающаяся, радужная. Жена снова посмотрела удивленно и обидно спокойно; потянулась за пачкой. Романчук скомкал пачку и, стуча пятками, ушел выкидывать.

— Начерти чертежик, — подумав, уколола жена исподлобья. — И успокойся.

— Суп был пересолен, — припомнил Романчук, обижаясь. Он так не любил, когда это начинается...

— Купи машину. Деточка.

— Слушай, Лю...

— И постриги ногти. А потом сполосни ванну.

Романчук задохнулся. “Как же никто не может предотвратить, когда такое вот начинается!” — мелькнуло. Жена смотрела со злостью и интересом... Но как-то быстро он потушил себя, сжал челюсти и, уже отвернувшись, думал о том, такой ли малиновый этот халат или немного клубничный тоже.

И к нему пришло.

Он четко увидел, физически почувствовал все прямые и кривые в комнате, всю геометрию ее и вещей, точки напряжения, держащие панораму, не дающие ей развалиться, изменяющиеся, плавающие, когда он меняет угол зрения; все, что было за спиной, — чувствовал, видел тоже... Он словно оказался связан невидимыми нитями со всем вокруг.

Это было как впервые открыть глаза под водой. Как увидеть объемную картинку в стереоскопическом журнале.

— И убери в холодильник соленый суп. А то утром будешь есть солено-кислый, — забила жена.

Он не понял, не осознал. Забыв дышать, он усиленно, разрастаясь внутрь, смотрел. В эту минуту он чувствовал себя центром-точкой чего-то огромного — воткнувшись в Романчука, циркуль бытия, откалывая глыбы графита на горизонте, вычерчивал окружность возможного познаваемого.

“Ах ты, маленькая, — все же временами проносилось в голове, и это омрачало радость, но чуть, облачком. — Ах ты...”

Легко вычленяя глазами овал, квадрат и трапецию из пуфа посреди пола, играючи разъяв в гамму и простые линии, Романчук прикидывал, на сколько тонов станет бледнее его цвет при дневном освещении и какой оттенок получится, если сейчас бросить на пуф газовую косынку жены. А если утром? Не забыть учесть голубые утренние тени... Он становился гроссмейстером цвета.

— Не спокойной не ночи, — сказала жена, закрывая ноутбук. Ей было обидно нереагирование Романчука. — Ты проснешься, а я не буду с тобой разговаривать. Ты позвонишь с работы, а я не буду с тобой разговаривать. Ты придешь с работы, а я не буду разговаривать!