Новый Мир ( № 4 2012)

Все это делает «Прошлое в умозрениях и документах» не столько книгой для чтения, сколько предметом бук-арта и материалом для описания, подробного философского и культурологического комментария. Ну а теперь, если мы обратимся уже к книге «Думай, что говоришь», то увидим, что все эти принципы присутствуют и в ней, просто часть из них не настолько очевидна из-за другого типа издания. Эта книга также не является единым целым. Все включенные в нее рассказы надо читать и анализировать отдельно, обязательно учитывая установку автора на «дилетантизм», «неуверенность» и принципиальную неоднородность. Только тогда мы сможем разгадать сообщение, заложенное в эти рассказы Николаем Байтовым — самым, пожалуй, основательным и последовательным постмодернистом в современной русской литературе.

Анна ГОЛУБКОВА

 

[1]Л а р и о н о в  Д.  О «собственных значениях» медиаторов (Б а й т о в Н. Думай, что говоришь: 41 рассказ). — «Новое литературное обозрение», 2011, № 111, стр. 282.

[2]С а ф р о н о в а  Е. Искушение математикой. — «Знамя», 2011, № 12, стр. 202.

[3]«Новое литературное обозрение», 1999, № 39.

Окно в окно со смертью

Ольга Мартынова, Олег Юрьев: Диалог о последних стихах Елены Шварц

 

Е л е н а  Ш в а р ц.  Перелетная птица. Последние стихи. 2007 — 2010. СПб., «Пушкинский фонд», 2011, 53 стр.

 

ОЮ:Почему эта крошечная книга так сильно действует на все чувства? Потому что автор ее умер, скажет простая душа, и в этой почти оскорбительной наивности есть своя правда: ЕШ почти полвека, с шестидесятых годов, дарила нас великими стихами, в последние два — два с половиной десятилетия у нее было издано все (или почти все). С середины 90-х годовочередные, если воспользоваться когдатошним совписовским жаргоном,книгивыходили по мере их написания (с 1995-го, с «Песни птицы на дне морском», по 1999-й — вообще ежегодно). Все как будто бы привыкли к этой отдельной, как бы находящейся вне литературного цирка, независящей от него веренице книг, в каждой из которых были стихи навсегда. И к стихам навсегда, наверное, тоже привыкли.

И вот — последняя книга.

Больше — никогда.