Новый Мир ( № 4 2013)

— Рассказ, может, и чистосердечный, да вот история получается… Не в ту степь. И нужно ли? Было уже это все: “Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала”. Сердобольная писательская душа всегда найдет чем уязвиться... А далее что? Послужили эти дорожные заметки к умягчению ожесточенных сердец? Сомневаюсь... И писали совестливые господа, и в колокола били, и тыкали нас мордой в свинцовые мерзости, призывали к добру и милосердию, а разбудили что-то не то. Не то, что предполагалось.

— Что вы, я ни к чему не призываю. Я об этом совершенно не думала,—уверяет мама.

— А вы подумайте. Ладно, так ли, иначе ли, с очерком придется повременить. Я вам вот что хочу предложить. Мы сейчас готовимся к декаде национальных литератур народов Севера. Помните? Коряки, юкагиры, чукчи...

— Как—у коряков имеется литература?—не верит мама.

— Имеется,—кивает Константин Иванович.—Если родина прикажет, организуем литературу и корякам, и чукчам. По идее, писать они должны на своем родном языке, но поскольку в Москве никто этих национальных языков не знает, они нам присылают свои сочинения уже по-русски, так сказать, в авторском переводе. Но и с русским у них тоже не ахти. Короче говоря, я вам предлагаю литературно обработать поступившие материалы. Стихи и поэмы мы уже отдали профессиональным поэтам-переводчикам, осталась проза.

— Да, спасибо,—вздыхает мама.—Я бы предпочла, конечно, перевести что-нибудь с французского или немецкого…

— Этого пока нет. Есть один алеут, ничего, душевный парень, природу северную описывает, местные обычаи. Можете с него и начать. Я пришлю вам с курьером.

— Что ж, на безрыбье и алеут рыба,—соглашается мама.

— А очерк свой спрячьте. Не каждый вас как я поймет, к беде неопытность ведет.

Константин Иванович встает из-за стола и выходит из комнаты—присоединяется к мужскому обществу в прихожей. Мама некоторое время сидит молча, а потом вдруг вспоминает:

— А где же Феодосия Кирилловна? Как она себя чувствует? Оправилась после операции?