Новый Мир ( № 5 2002)

Мастерство и остроумие повествовательницы побуждают читателя двигаться дальше. Но и закончив чтение, он остается в недоумении, скорее неприятном. Общеизвестно, что любой текст должен иметь логику в собственной системе координат; в том числе и абсурдистский рассказ обретает свою систему в отталкивании от фона — от “обычной” житейской логики, а не в чистой произвольности. Ну с какого такого перепугу бывшая студентка-хохотушка, бывшая зека — член семьи врага народа Света Бронштейн — в 90-е годы жена сумасшедшего скопидома Орешкина из поселка Кратово, после смерти вдруг объявлена богиней Дэви, женой Шивы? Какой-то индус выкупает у Орешкина ее мертвое тело. Орешкина завалило насмерть его же запасами. Как видим, Москвина могла бы объявить богиней Дэви и кошку Мурку (кот Пушок был бы Шивой, а Орешкин — Клеопатрой).

От всего такого остается впечатление подвоха, розыгрыша, “подставы”. То есть — что здесь смеются не над “чужим”, как в “национальных” анекдотах, и не над собеседником вместе с ним, как в иных шутках; здесь подстроили ловушку читателю и смеются над ним без его участия. И неуловимо — над чем, собственно, потому что прицел автора неточен.

...Первый и второй эпизоды “Сутры” как бы продолжают рассказ о писательнице, героине “Гения безответной любви”, — они написаны печально, мудро и, как всегда, грустно-смешно. Сообщается, что близкие — муж, сын — отдалились от нее и она от горя стала “короткоухой таксой” или даже “никем”.

“Порой меня охватывают приступы тоски, и я, закинув морду к небу, вопрошаю Господа нашего Иисуса Христа:

— Кто я, в конце концов, черт побери, дитя человеческое или короткоухая такса?

И голос свыше мне отвечает:

— Ни то, ни другое!

— Но кто же я тогда???

А он отвечает мне:

—Ты никто”.

Повествовательница загораживает свою растерянность, свою тоску, ослепляет читателя каскадом острот, фейерверком шуток и выдумок в остальных сорока трех эпизодах, составляющих “роман”. С малоформатным юмором у нее всегда все в порядке. На троих юмористов хватило бы.

Кого-то вполне устроит этот фестиваль. Мне кажется — тех “профессиональных” читателей, у которых слово уже не возбуждает чувствований. Для них слово, обеспеченное “никем”, даже приятнее. Возможно, Москвина сейчас на распутье. Или выявлять себя в своем художестве — что, согласитесь, трудно вообще и трудно потому, что не женственно, но ведь автор-то не может быть никем. Или продолжить свои остроумные развлечения в какой-нибудь еще модной аранжировке.