Книга Салимона — это стиховой поток. Это тот редкий случай в русской поэзии, когда поэт жертвует стихом — книге. И стихи срастаются в словесную ткань, кристаллизуются, образуют внеположную стиху структуру. Стихи коротки, недоговорены, незавершены. Кажется, поэт начал говорить, и слова выстроились в отчетливое четверостишие, а потом что-то сломалось, засбоило, пошло вкривь и вкось: ритм нарушился, и высказывание осталось незавершенным — а значит, открытым. Его можно продолжить. Можно поставить рядом один или несколько таких же незавершенных вариантов. Можно попытаться еще раз обыграть образ или потому, что он удачен, или, напротив, потому, что сомнителен. Первый раздел книги Салимона называется “Фактура грубого холста”, последний — “Песка и глины смесь”. И то и другое — неделимо и неперечислимо. Это — сплошной и плотный фон, на котором детали выделены как шероховатости и отступления.
Такая внешняя структура ненасильственна. Она не сковывает слово и дает возможность каждому стихотворению остаться самим собой, будучи в то же время включенным в общее движение. Она естественна, как течение широкой реки или спонтанной речи. Поэт говорит много слов, чтобы одно из них сверкнуло. У читателя может возникнуть ощущение, что остальные слова излишни. Но ведь разным читателям сверкнут разные слова, поэтому не надо торопиться с выводом.
Поэт смотрит на мир ошарашенными глазами. Он — вечный первоклассник. Он не может привыкнуть к вещам, которых мы давным-давно не замечаем. На него “листья падают, как кирпичи” (Юрий Кузнецов).
Ложка дегтя —
к чувству локтя —
в довершенье ко всему.
А зачем и почему?
Никакого смысла.
Фраза в воздухе повисла.