Новый Мир ( № 5 2002)

Можно было бы остановить внимание на целом ряде конкретных наблюдений и разборов, но по причине, названной выше, лучше отказаться от этого занятия (отметим лишь блистательный анализ ивановского отношения к “чужому слову” на примере особенностей цитирования поэтом монолога Ганса Закса из вагнеровских “Мейстерзингеров”).

Подытоживая разговор о филологическом аспекте книги, воспользуемся замечанием О. Ронена о “Конце трагедии” А. Якобсона: “Литературоведческая часть безупречна”. Высказывание это здесь тем более кстати, что, подобно работе А. Якобсона, исследование Аверинцева складывается как бы из двух составляющих. Коротко определить эту вторую составляющую затруднительно, и потому прибегнем к развернутому ее описанию.

Характеризуя в начале книги свой метод, Аверинцев говорит о необходимости, не растворяясь в объекте, оставаться с ним в диалоге, “чувствовать на себе его взгляд, одновременно такой общительный — и такой непроницаемый”. Собственно, о совпадении оптики исследователя и его героя свидетельствует уже подзаголовок книги — “...путь поэта между мирами”. Это ведь не что иное, как взгляд изнутри, взгляд Вяч. Иванова на самого себя (отметим, что “внешнее”, жанровое определение — “опыт интеллектуальной биографии” — ушло при этом в издательскую аннотацию). Рискнем предположить, что мы наблюдаем здесь даже несколько более радикальное сближение автора и героя, чем то предполагал сам автор, заметивший, что метафизические интуиции поэта “входят в компетенцию историка литературы лишь в качестве топики текстов самого Вяч. Иванова”.

Автохарактеристика Аверинцева актуализируется наиболее явным образом в его полемическом замечании в адрес М. Гаспарова, оспорившего символический характер поэтического метода Вяч. Иванова и предположившего, что в основе его лежит аллегория. Аверинцев отмечает в связи с этим, что “литературоведческое мировоззрение М. Гаспарова не оставляет места для концепта символа в смысле, скажем, шеллинговском”. Едва ли, однако, какое-либо собственно “литературоведческое мировоззрение” способно оперировать категориями, базовыми признаками которых являются “бесконечное” и “конечное” или же “неисчерпаемость”, “многосмысленность” и “темнота в последней глубине”. Взгляд исследователя вновь сливается с точкой зрения самого Вяч. Иванова, для которого попытка отделить философскую концепцию от выражающего ее поэтического метода была бы попросту лишена смысла.