Как-то очень хорошо и значительно, что прижизненная сердечность и дружба двух писателей продолжилась в посмертной, увы, судьбе одного из них. Крячко — первоклассный, недооцененный прозаик; мне странно, что его большой книги до сих пор не издано, что лучи внимания лишь только скользят по его неординарной, мастеровитой фигуре. Зорин
“Есть еще выражение — „и смех и горе”. Спасительная амбивалентность душевного состояния. Потому что безграничное веселье так же губительно для души, как и безысходное несчастье. Такая душа не находит спасения свыше, и Бог жалеет ее, посылая саморегулирующее свойство. До времени, конечно. Душа, как и тело, стареет, и ее ресурсы, не питаемые духом, конечны. Колеблющаяся душа, стареющая Психея, ищущая психбольницу.
Борис Крячко — русский писатель, и свидетельствует он о русской душе. „И живут люди от одной драмы до другой. А они разные, эти драмы, и в каждой что-нибудь забавное: фарс, ирония, шутка тонкая, порой даже до буффонад дело доходит, потому что смешное с печальным так в нашем быту повязаны, как жизнь со смертью”…”
Ильф до Ильфа и Петрова.
Вступительная статья и публикация А. И. Ильф. — “Вопросы литературы”, 2004, № 1 (январь — февраль)“До” — это 1923 — 1927 годы, когда по приезде из Одессы Ильф начал работать в московских газетах и юмористических изданиях. Ильф еще не знал, что его призвание — сатира, он ищет свой стиль и “свой интерес”, “поначалу берется за героические, драматические и даже мелодраматические темы”. Весьма вероятно, что некоторые его прозаические этюды — это пародии на “Одесские рассказы” Бабеля, а иногда ранняя ильфовская стилистика весьма “отдает Зощенкой”. Ильф захвачен темой кинематографа, массовой культуры вообще — и так далее. “Он словно делал наброски для будущего большого полотна, и отдельные мелочи из его запасов пригодились в совместной работе с Петровым”.
Приводятся рассказы и фельетоны главным образом из газеты “Гудок”.
“<…> Миша Безбрежный встал и выложил свою простую, как собачья нога, речь:
— Кто первый боец на скотобойне?
Мы все любили Мишу мозгами, кровью и сердцем. Он был профессор своего дела. Когда Миша вынимал из футляра свой голубой нож, бык мог пожалеть, что не написал духовного завещания раньше.