Новый Мир ( № 5 2006)

Александр Кушнер.На вашей стороне. Стихи. — “Знамя”, 2006, № 1.

Все эти зеленя, увалы и отлоги,

Что Пушкин знать не знал, встречались по дороге

Ему, лощины те, и взметы, и жнивья.

Они еще войдут в приметливую прозу,

Наскучат нам еще, и выстрел из ружья,

И тетерев, мешком упавший под березу.

Все это столько раз пересечет сюжет

И так загромоздит его, что смысла нет

Теперь вникать в рассказ; сиреневым исподом

Земли свою любовь предъявят к мужику.

А Пушкин все равно сильней любим народом,

Хотя и не считал себя пред ним в долгу.

Ольга Лебедушкина.Про людей и нелюдей. — “Дружба народов”, 2006, № 1.

“Все „нелюди” Пелевина, Лукьяненко, Акунина и Крусанова — это на самом деле люди. Скажем, у Лукьяненко схема всех „Дозоров” настолько изношена литературой, что практически пришла в негодность при всей ее вечной правоте — это противостояние личности надличностным интересам системы, трудовые будни „маленького сверхчеловека” (Д. Черногуз). Пелевин и не скрывает, что его героиня в „Священной книге оборотня” — среднее арифметическое, извлеченное из Лолиты и Ады, а что касается брутальных красавцев в штанах с лампасами, то несть им числа и в литературе, и в кино. И дело лишь за тем, чтобы или превратить „маленького человека” в мага, или приделать ему хвост. Нынешняя культурная ситуация такова, что уже нельзя заставить весь мир читать про Оливера Твиста. Но если посадить его на метлу — то можно. Я не случайно вспоминаю здесь Джоан Роулинг, потому что мнимый постгуманизм нашей отнюдь не массовой литературы имеет все ту же „масскультовую” природу. И, вернемся к тому, с чего начали, дело здесь не в постмодернистских приемах, а в чем-то куда более серьезном — в кризисе героя. Как известно, отличие литературы „элитарной” от литературы „массовой” состоит не в том, что одна — „для умных”, а другая — „для идиотов”. Разница, как написал некогда Джон Кавелти, — в разнонаправленности векторов мышления. „Нетленка” и все, что претендует на это звание, живет за счет того, что берет индивидуальное и делает его всеобщим. „Масскульт” озабочен тем, чтобы взять всеобщее в готовом виде (так называемую „формулу”) и придать ему хотя бы минимальную индивидуальность за счет запоминающейся детали или эффектного ракурса. Поэтому в первом случае, если речь идет о герое, успех гарантируется уникальностью характера, а во втором — уникальностью использования формулы. И кажется, наша „серьезная” (в той или иной степени) словесность готова пойти по этому — „формульному” — пути.