Когда приходилось говорить спасибо людям, сразу хотелось плакать. Потому что он уже не представлял деньгонесущей единицы и был нормальным инвалидом первой группы с пенсией три тыщи рублей. Конечно, он был не полный идиот и сохранил какие-то системы, приносящие деньги почти автоматически. Но отсутствие возможности самостоятельно вырывать у жизни куски мяса уже не бесило, а обессиливало. И когда жена наливала ему суп, он мог заплакать. И плакал иногда.
Куда-то пропала зависть, откуда-то появилось равнодушие к вещам. Обозначилась манера говорить с людьми напрямую, без лжи и изворотливости. Это было очень легко делать. Какая-то свобода наступила.
А считать эти странные “спасибо” каким-то видом психоза или невроза он и не думал. Он вообще не обращал на это внимания. Просто говорил спасибо, и все.
Надо уйти
Прозаические тексты начинаются с тяжелой истерики. Со слезами, соплями, ползанием по кровати или по полу. Она возникает из-за постоянных болей в животе. Боли средней силы, но длятся сутками. Мне нельзя принимать обезболивающие — накроется единственная почка. А там — программный гемодиализ и — крышка. Так что получаются клещи. Обезболивающие приходится-таки принимать. Но понимание надвигающегося ужаса приводит к потере разума и возможности как-то держать себя. Тяжелые больные вообще существа среднего пола. Тетки могут держаться как мужики. Мужики могут впадать в истерики, терять лицо, так сказать.
Приступы отчаяния заканчиваются либо сами собой, либо при чтении религиозных текстов, например “Канон молебный ко Пресвятой Богородице”. Монотонная, плохо понимаемая кириллица заставляет уйти в сторону, спрятаться. Да и никто, собственно, не отменял чудодейственности православных молитв.