Новый Мир ( № 5 2007)

Христианство во времена апостола Павла отказалось от идеи избранного народа. Христианские миссионеры несли семена веры в Спасителя эфиопам и персам, армянам и грекам, вандалам, бургундам, готам, бриттам, стремясь распространить учение Христа по всей ойкумене. Уже в Средние века они обратили в христианство почти всю Европу и многие народы в Азии и Северной Африке. Христианство вряд ли могло распространиться так широко и укорениться так прочно, если бы христианские миссионеры не смотрели на германцев и персов, на индейцев и негров-банту как на равных, как на детей Адама. Однако единой семьи христианских народов не сложилось, и причиной тому стали не только религиозные разногласия, ведь простой мирянин вряд ли отличал ортодоксию от арианства, несторианства или монофизитства. Дело, очевидно, в другом. Христианские миссионеры обращали в новую веру целые народы, но вряд ли новая религия в одночасье проникала в души людей. Чтобы закрепиться в сознании миллионов недавних язычников, христианство должно было воспринять многие черты местной культуры, местных традиций, обычаев. Христианство, таким образом, неизбежно пропитывалось соками национальной культуры и само превращалось в ее неотъемлемую часть, даже в ее основу. Такое христианство уже само занимает место прежних племенных культов. Так и появляется “русский (греческий, французский…) Бог” вместо единого Бога. Как это ни грустно, Церковь (не вера!) вторична по отношению к народу. “Церковь живет в своем этносе”, — замечает герой Улицкой.